Роберт Рождественский - Семь поэм

Не для этого труда
поэты созданы!..
Но,
с другой стороны,
и я знавал
мастеров
произносить слова
высокие
и карабкаться
по этим словам!
Пробиваться к чину,
должности,
известности,
вылезать из кожи,
воду мутить.
Повторять:
«А я стою за власть
советскую!..»
Думать:
«Мне должны за это
платить!..»
Чёрта с два такие
верят во что-нибудь!
Но в любой кутерьме,
в любые дни,
к сожалению,
они
никак не тонут -
на поверхности
плавают они.
Это
их специальность и призвание.

Но закашляйся,
холуйское враньё!
Для меня
за высокими
словами -
настоящее,
кровное,
моё!
Очень тихое порой,
очень личное,
то летящее
в кипении и грохоте!
То больное до слёз,
то неслышное, -
но
моё,
всегда моё,
до самой крохотки.
Я
высокие слова,
как сына, вырастил.
Я их
с собственной судьбою связал.
Я их,
каждое в отдельности,
выстрадал!
Даже больше -
я придумал их
сам!
Выше исповеди они,
выше лирики...
Пусть бушует в каждой строчке
простор.
Пусть невзрачные тетрадные листики
вместе с хлебом
лягут к людям
на стол!
Чтоб никто им не сказал:
«Угомонись!..»
Чтобы каждый
им улыбкой ответил.
Потому что создаём мы
коммунизм -
величайшую
поэзию
на свете!
Знаю:
будет на земле
от счастья тесно!
Я мечтаю,
что когда-нибудь смогу
не построчно получать,
а посердечно:
хоть одно
людское сердце
за строку.

Да!
Мы – камни
в фундаментах
ваших плотин...
Ход истории
точен и необратим.
Но опять мы встаём
из дымящихся лет,
мы -
живые, как совесть.
Простые, как хлеб.
Молодые,
как самая ранняя рань...
Мы
не верили
в ад.
Мы плевали
на рай!
Мы смеялись над богом!
Сами были богами.
И планета
гудела у нас под ногами...
Каждый день приносил вороха новостей.
Целовали мы тёплых,
сопящих детей.
Уходили из дома
туда, где бои,
веря в сердце своё.
Веря в руки свои...

Сомневались мы?
Да.
Тосковали мы?
Да!
А ещё
называли свои города
именами любимых.
И, жизнь торопя,
открывали
себя,
утверждали
себя!
Выходили со смертью -
один на один...
Да!
Мы – камни
в фундаментах
ваших плотин.
Но у этих спокойных, молчащих камней
было столько
пронизанных радостью дней!
Было столько любви,
было столько мечты!..
Мы
с планетой своей
говорили на «ты».
Нас несли самолёты.
Везли поезда...
Жаль, что времени
нам не хватало всегда!
Что его
никому не давали взаймы...

В землю
благословенную
падали
мы.
Оборвав свою песню,
закончив пути, -
семенами ложились,
чтоб завтра
взойти!
Мы мечтали о том,
как вы станете жить.
И от будущих дней
нас нельзя отрешить.
Мы
спокойны за вас.
Мы
обнять вас хотим.
Мы -
основа.
Фундаменты
ваших плотин.

Я пишу письмо в ХХХ век.
Просто.
Без особенных подробностей...

Слышу:
«Размахнулся человек!..
Эй,
приятель,
не помри от скромности!
Фантазируй!
Мы таких
видали.
Взялся удивлять -
так удивляй!..
Но зачем в тридцатый?
Можно дальше!
Что уж ты
стесняешься?
Валяй!
В пятисотый!
В тысячный!
Чего там?!.
Ну, а если бить наверняка, -
ты б дожил
до будущего года,
пишущий
в грядущие века.
Сможешь?..»
– Я не знаю...
«Так-то,
парень!
Надо разобраться самому.
Твой эпистолярный жанр
забавен,
только он
не нужен никому.
Только он
никем не будет понят.
Ты об этом думал,
человек?..»

Я пишу.
И некогда мне спорить.
Я пишу письмо
в ХХХ
век.

Вы,
счастливые,
живущие в трёхтысячном,
хоть на миг себе представить должны,
как в двадцатом веке -
строгое,
притихшее -
Человечество
глядит в лицо войны...

Почему мне это
иногда видится?
Почему мне в это
иногда верится?..
На последнем берегу -
Человечество...
Позабыты все цари
и все правительства.
Позабыты рассуждения о вечности...
На последнем берегу -
Человечество.
А над миром остальным -
туман стронция.
Никому не повезёт,
не поздоровится.
Надвигается
бескровное месиво...
Речь идёт не о годах.
Речь -
о месяце...
Все мечты о чуде будущем
брошены.
И осталось только прошлое.
Прошлое.
Много прошлого.
Чуть-чуть
настоящего.
Непонятного.
Хрупкого.
Пустячного.
А рассветы загораются
бледные...
Наступает всё последнее.
Последнее!
Вот
последняя весна пришла -
нежная.
Никогда ещё
такой весны
не было!
Никогда ещё
так не цвели ландыши.
И запуталась роса
в травинках радужных.
И в реке -
теплынь.
Течёт река летняя.
Всё последнее,
последнее,
последнее.
Всё кончается.
Конца
дожидается...
А в больнице
мальчишка
рождается.
Не урод рождается -
красавец рождается!
И плюет на всё!
Ни с чем не считается.
Заявляет о самом себе
радостно!..
На него врачи глядят
с горькой ласкою.
Облака плывут над ним.
Светло.
Доверчиво...
На последнем берегу -
Человечество.
И над мёртвою землёю -
солнце медное.
С океана дует ветер.
Мёртвый.
Медленно.
И проклятия
становятся нелепыми.
На земле
отныне
ничего не было!
И Эйнштейна
не было!
И не было
Байрона!
И дождей
не было!
И не было
сполохов.
И берёз
не было!
И танца «барыня».

И грамматики.
И Лувра.
И пороха.
И никто не сохранит
в людской памяти,
что такое бог.
И нищий на паперти.
Что такое поцелуй -
влажный,
трепетный.
Что такое сон.
И листья.
И лебеди.
И не будет
ни спасителей,
ни спасшихся...

Хватит!
Что я?!
Ночь длинна и черна.
До того черна,
что можно запачкаться,
если руку протянуть
из окна...

Вы,
счастливые,
живущие в трёхтысячном,
хоть на миг
себе представить должны,
как в двадцатом веке -
грозное,
притихшее -
Человечество
глядит в лицо войны.
Переполнена
немирными заботами
до сих пор предгрозовая тишина...
А ещё вы
ощутите и запомните:
на два лагеря
земля
разделена!
До предела напряжённые нервы.
Под прицелами ракет -
любая пядь...

Красный флаг
над лучшей частью
планеты
очень многим в мире
не даёт спать!..
Но прислушайтесь
к голосу разгневанному:
жаждой жизни
земля напоена!..
Мне
письмо моё писать
было б некому,
если б в мире
победила война.
Человечество
не хочет лезть в бункеры.
Человечество
не хочет лечь в бою!..
И когда вы на земле
жить будете,
берегите,
люди,
землю свою!

Да сбудется любовь,
пронизанная светом!
Звенящая над веком,
да здравствует
любовь!
Которой всё
дано:
и муки,
и горенье!
Которая давно
перешагнула время!
Перенеслась в порыве
в грядущее Земли...
Не мы
её открыли.
Не мы
изобрели.
Но всё равно,
смотри!
Судьбою становясь,
она застигла
нас!
Она застигла
вас,
далёкие мои!