Николай Глазков - Избранное

Она не хотела сказать мне: «Ты скиф», —
А может быть, только боялась.
Иной бы весь день изнывал от тоски.
Иной приходил бы в ярость.
Однако я самый иной из иных.
Однако я строю паяца.
Однако могу, но не все из-за них…
Однако — не надо бояться.

Стоял в Гренобле холод ярый,
Как полагается зимой.
Поклонник Вакха запоздалый
Не мог найти пути домой.
Стремился он домой, к постели,
К своей жене, согреться чтоб…
Бандиты пьяного раздели
И голым бросили в сугроб.

А наутро он опохмелялся,
Подымая заздравный бокал,
И людской доброте умилялся,
И свирепых бандитов ругал.

Фиалки зацвели в апреле,
В реке сияли стаи звезд,
Когда поклонник Вакха пере-
Бирался через Чертов мост!
На оптимиста хулиганы
В ту ночь напали неспроста
И прямо к морю-океану
Швырнули с Чертова моста!

А на утро он опохмелялся,
Подымая заздравный бокал,
И людской доброте умилялся,
Хулиганов коварных ругал.

Великолепна ночь июля,
Вокруг огни и тишина,
На небе города, ликуя,
Смеялась пьяная луна.

Поклонник Вакха до рассвета
Природой любоваться мог,
Но королевская карета
Его, беднягу, сбила с ног.

А наутро он опохмелялся,
Подымая заздравный бокал,
И людской доброте умилялся,
А владельца кареты ругал.

Роняет листья лес багряный,
Сверкают звезды в вышине.
В такую ночь все тот же пьяный
Вернулся к собственной жене.
Ну, а она сбирает вещи,
Опустошенная до дна,
И говорит ему зловеще:
— Тебе я больше не жена!

А наутро он опохмелялся,
Подымая заздравный бокал,
И людской доброте умилялся,
И супругу свою обнимал!

Акмеист Николай Гумилев,
Вероятно, не наш идеолог.
Паладин экзотичных краев,
До сих пор редкий гость книжных полок.

Монархистом он был, говорят,
Да и конквистадором при этом,
Допускаю любой вариант —
Оставался прекрасным поэтом.

Не мешает сегодня издать
Все стихи, не лишенные смысла,
А приходится слышать опять:
Как бы где-то чего не вышло!

Испугался зимой комаров
Из немыслящей серии критик,
Но такой, как у нас Гумилев,
Был в Британской империи Киплинг!

Воин, рыцарь и конквистадор,
Он стихи сочинял в том же стиле,
Не вступая с поэзией в спор,
Англичане его сохранили!

За огромный талант и за труд,
Как романтика и романиста,
Любят Киплинга, ценят и чтут
На Британской земле коммунисты.

А вот люди Советской земли,
Уважая чеканное слово,
Опрометчиво не сберегли
Своего Гумилева родного!

Его следует переиздать
Тиражом тысяч в двести иль триста,
Чтобы мог царскосельски блистать,
Петергофски фонтанно искриться.

Не уйдет Глазков из плена
Им написанных стихов;
И себе не взрежет вены,
Потому что он Глазков.

Не уйдет Глазков из плена —
Я услышал разговор,
Но такого нет полена,
Чтобы я не расколол.

Был сто раз не прав пускай я.
За хорошие стихи
Сам себе я отпускаю
Все прошедшие грехи.

И еще свободу действий
Самому себе дарю,
Но того, что было в детстве,
Никогда не повторю.

Я очень много понимаю,
Ибо рожден небывалистом,
Только 13-го мая
Не кончу жизнь самоубийством.
Луна уставилась на лужу,
А города берутся с бою.

Я трижды договор нарушу,
Поскольку он с самим собою.
«Очень трудно верить в рай и áд страстей…»
Очень трудно верить в рай и а д страстей,
И совсем не выскочишь из прозы ведь.
В этом мире слишком мало радостей,
Чтоб оставшиеся не использовать.

Тебе не надо стихов читать
И водку не надо пить.
Ты дура и перестраховщица,
И глупо тебя любить.

С тобой про любовь говорить нечто вроде
Того, что говорить про дождь
И о всякой другой погоде,
Но ты все равно придешь ко мне, придешь,
И я тебе буду очень рад.

Ни на кого не похож,
Ибо родился поэтом.
Скажут глупцы: — Ну и что ж!
Где же гражданственность в этом?

Я, никого не дублируя,
Скучной не делаюсь тенью.
Слово поведаю миру я,
Равное изобретенью!

Азбука теней
Тоже не без А.
Тени простыней
Вхожи в небеса.

Тени по стене —
Вроде обезьян.
Азбука теней
Тоже не без Я.

В азбуке теней,
Как в миру вещей,
Плавает тюлень,
В частности, вообще ль?

Азбуки такой
Нет, как таковой!
Мне она на кой?
Заслоню рукой!

Но из-под руки,
Где еще темней,
Скачут старики
Азбуки теней!

Жил да был
Искатель клада —
Человек
Такого склада,
Что работал
Парень милый
До упаду,
Как умел.
Если б только
Рыл могилы,
Был бы он
Миллионер.

Обнаружили воровку,
Что похитила веревку,
Уголовный кодекс в силе,
На суде ее спросили:

«Отвечай ты нам, воровка,
Для чего тебе веревка?»
И ответила девица:
«Я хотела удавиться».

Один взлетел превыше облак,
Другой ушел на север жить…
Я думал, что придумать подвиг
Трудней, чем подвиг совершить.

Но всюду степь и всюду тундра,
И мне понятно что к чему:
Совет хороший дать не трудно,
Труднее следовать ему!

С растрепанными волосами
И с синяками под глазами,
В одежде в самой во дрянной,
Я, в самом деле, водяной.

В одеянья водяные
Сам собою облачен,
На деянья на иные
Я судьбою обречен.

Меня охают и огл у пят
Игрушкой сплетни заводной,
И девочки меня не любят
За то, что есть я водяной.

А за что меня любить-то,
Если я люблю людей,
Если, кроме лабиринта,
Не сыскал иных путей?

А путь повторный — путь напрасный.
Ищу, как будто в о т иной.
Я счастлив тем, что я несчастный
И сухопутный водяной.