Николай Глазков - Избранное

Встает рассвет. Я вижу дом.
Течет из дома дым.
И я, поэт, пишу о том,
Что буду молодым…

Не молодым поэтом, нет,
Поскольку в наши дни
Понятье «молодой поэт»
Ругательству сродни.

Мол, если молодой, то он
Валяет дурака,
И как поэт не завершен,
И не поэт пока.

Нет! Просто мир побьет войну
В безбрежности земной,
Тогда я молодость верну,
Утраченную мной!

Пусть я тебя не изумил
И цели не достиг;
Но, как стихи стоят за мир,
Так станет мир за стих!

Москва. Декабрь. Пятьдесят первый год.
Двадцатый, а не двадцать первый век.
Я друг своих удач и враг невзгод
И очень примитивный человек.

А за окном обыкновенный снег.
Его бы мог сравнить я с серебром.
Зачем? Я примитивный человек,
Который платит за добро добром.

Который понимает, что зимой
Снег популярен — потому воспет.
А я предпочитаю летний зной
И вешних яблонь белоснежный цвет.

Мне счастье улыбалось иногда,
Однако редко; чаще не везло,
Но я не обижался на года,
А возлюбил поэта ремесло.

Чтоб так же, как деревья и трава,
Стихи поэта были хороши,
Умело надо подбирать слова,
А не кичиться сложностью души.

Я по примеру всех простых людей,
Предпочитаю счастье без борьбы!
Увижу реку — искупаюсь в ней,
Увижу лес — пойду сбирать грибы.

Представится мне случай — буду пьян,
А не представится — останусь трезв,
И женщины находят в том изъян
И думают: а в чем тут интерес?

Но ежели об интересе речь,
Я примитивность выявлю опять:
— С хорошей бабой интересно лечь,
А не игру в любовь переживать.

Я к сложным отношеньям не привык,
Одна особа, кончившая вуз,
Сказала мне, что я простой мужик.
Да, это так, и этим я горжусь.

Мужик велик. Как богатырь былин,
Он идолищ поганых погромил,
И покорил Сибирь, и взял Берлин,
И написал роман «Война и мир»!

Правдиво отразить двадцатый век
Сумел в своих стихах поэт Глазков,
А что он сделал, — сложный человек?..
Бюро, бюро придумал… пропусков!

Бездействовать — бездарно и нелепо,
Когда вокруг занятий миллион,
Я чувствую себя великолепно
Только тогда, когда я утомлен.

Быть может, оттого, что я писатель,
А больше в жизни стать никем не смог,
Мне хорошо, когда сумею за день
Перевести сто или двести строк.

Тогда я ощущаю утомленье
И радует меня мой светлый путь,
А если был весь день отмечен ленью,
Я почему-то не могу заснуть.

Нет никакой отрады от безделья!
Что праздность нам на радость, люди врут.
Ночь провести с любимой на постели
Приятно, потому что это труд!

Нам опять угрожает война,
О ней, о проклятой, пиши:
Война — это подвиги и ордена,
Война — это голод и вши!..

Война преждевременно старит сердца
И губит хороших людей,
А встанет убить одного стервеца
В один миллион рублей!

Что ни год, идет вперед
Бесконечно долгий путь тот:
Все, что будет, все пройдет,
Что пройдет, того не будет.

Все сметут, сведут на нет
Годы, бурные, как воды,
И останется поэт —
Вечный раб своей свободы!..

Я сбиваюсь с пути
И лечу с высоты:
Меня можешь спасти
Только ты.

Вижу странную ночь,
Царство злой темноты,
И мне можешь помочь
Только ты.

Царь-пушка — милая игрушка.
Своим величием горда,
Как благородная старушка —
Талантлива и молода.

Артиллерийская подружка,
Она не едет никуда.
И, словно кружка на пирушке,
Не устареет никогда.

Ее для ахов и для охов
Отлил прекрасный мастер Чохов,
Она не бредила войной.

Стреляла. Всякое бывало.
Но никого не убивала,
За это ей почет двойной!

Оглушенный грохотами всеми,
Отрешенный от полезных дел,
Я неостроумно тратил время
И не знал того, что я хотел.

И вступал в бессмысленные споры,
Ну, а жизнь моя была бедна.
Я хотел иметь златые горы
И озера, полные вина.

И мои желанья не сбывались,
Всех почти лишился я друзей…
И мои знакомые боялись
Связывать свою судьбу с моей…

По издательствам отважно тычась,
Я сдавал свои работы в срок.
С именем Глазкова много тысяч
Появилось стихотворных строк.

И меня признали… Что же дальше?
Люди недовольны, как и встарь.
Стали говорить: — Глазков продался:
Он теперь ремесленник, кустарь…

И, понятно, не живет без денег:
Переводит, пишет на заказ…
Да, ремесленник, а не бездельник,
Работяга, а не лоботряс!

Как сапожник или токарь занят:
Где искусство, там и ремесло!..
Многие, чего хотят, не знают,
Я не увеличу их число!

Я знаю, жизнь чудесно хороша,
Особенно в часы большого пира.
И хорошо, что молодость прошла,
И хорошо, что старость наступила.

Я стал ценить мирок простых вещей:
В своих глазах я, возвышаясь, падаю,
Но дров охапка для меня важней,
Чем сыгранная шахматная партия.

Ты, как в окно,
В грядущее глядишь —
И все равно
Мужчину победишь.

А он, стерпя
Сто двадцать пять обид,
Потом тебя
Спокойно победит.

Однако вы
Перехитрите в быте —
И не как львы,
Как кошки победите.

Потом на нас
Потомки поглядят
И сложат сказ
О том, как победят…

Я снова жду
С тобой желанной встречи,
Но слова «побежду»
Нет в русской речи!

Я поэт. Творю четверостишья
Много лет.
Может, я других святей и чище?
Вовсе нет!

Просто знаю, если не вкрадется
В душу ложь,
То тогда без всякой позолотцы
Стих хорош.

А проникнет если лицемерье
В глубь стиха,
Знаю, будет и в павлиньих перьях
Чепуха.

Повести, рассказы, басни, песни
Выйдут в свет…
Ничего они не значат, если
Правды нет!

В чертей хоть верьте, хоть не верьте,
Но я скажу вам не шутя:
Мне начали являться черти
От многодневного питья.
Они являлись мне ночами
Из тьмы безграмотных веков
И с подоконника кричали:
— Глазков, Глазков, Глазков, Глазков!