Виктор Плиев - Михайло Ломоносов: Роман в стихах

Архимандрит, держа в руке расписку,
Решил проверить – кто Михайло, все ж.
Так не ответит, скажет пусть под пыткой:
Такого великана не проймешь.
Михайло и не думал, что так прытко
Зацепится Архимандрит за ложь,
А ректор пригрозил ему Синодом,
Чтоб выведать, кем был он все же родом.

И кинулся Михайло к Феофану,
Который о расписке этой знал.
Тот был взбешен его приходом странным
И бушевал, как огненный металл.
Но вдруг замолк и, приглядевшись к парню,
Который был прозрачен, как кристалл,
Открыл мгновенно истину простую,
В душе коварной искренне ликуя:

«Мужик, мужик, ты просто холмогорский, —
Воскликнул очень живо Феофан, —
Достоин ты, Михайло, славной порки,
А я тебе поверил, как профан.
Все знаешь ты от корки и до корки,
Кто ж научил тебя духовный сан
Принять внезапно, знаю, что робеешь
И правды всей сказать при мне не смеешь…»

Михайло тут покаялся ему,
Но имени не запятнал отца,
Друзей своих не выдал никому,
Решив на том держаться до конца.
Тирану стало больно за страну,
И поддержать решил он молодца,
В котором так кипела страсть к науке,
Что шел легко на голод и на муки.

И пролетело время за беседой,
В ней ум опять Михайлы заблистал.
Был восхищен епископ, но победу
Он в диспуте ему не уступал.
Хоть Феофан не требовал ответа,
Но взгляд его недобрым был, как сталь.
И потому послал без промедленья
Михайлу в Киев продолжать ученье.

Он в Киеве провел учебный год,
Где задыхался в мрачных белых стенах
Где каждый ученик жил, словно крот,
В своем мирке, тускнея постепенно.
В изгнанье этом дням потерян счет,
Но вырвался Михайло вновь из плена
И возвратился с радостью в Москву,
Чтоб завершить счастливую главу.

Пришло тут из сената предписанье
От Спасских школ дать двадцать человек,
В науках преуспевших. На Собраньи
Набрали лишь двенадцать, как на грех.
И все-таки Михайло за старанье
Попал в число счастливчиков.
Успех Порадовал и Посникова тоже.
Такой успех награды был дороже.

Московских бурсаков везли неделю
Учиться в Академию наук.
Под Новый год они туда поспели:
Судьбы замкнулся, наконец-то, круг.
Их экономом стал Матиас Фельтон,
В их обгцежитье не было прислуг.
Приставлен к ним был также Ададуров,
Талантами блиставший в Петербурге.

Мечтал давно в петровскую столицу
Попасть Михайло, трудный выбрав путь.
Но вот приехал он туда учиться,
Сбылась мечта, свершился высший суд.
Энергией полны, пылали лица,
Объединял всех благородный труд:
Ученые писали диссертации
По физике и по фортификации.

Та Академия наук была
В Европе величайшей без сомнения.
Так при Петре Великом шли дела:
В столицу приглашали даже гениев,
Которых как друзей она ждала.
Но царь скончался после наводнения
От злой простуды, не дождавшись дня,
Когда торжественно откроется она.

В ней первым президентом Блюментрост
Веленьем стал самой императрицы.
Шумахер пригодился как завхоз.
И надо было так тогда случиться,
Что президент, оставив высший пост,
В Москву уехал. Что же тут рядиться? —
Делами начал заправлять прохвост:
С учеными Шумахер был не прост.

Он нрав имел беспечного вояки
И вел себя, как тонкий интриган.
И участились на собраньях драки
Среди ученых – он мирил их сам,
Хоть был при этом первым забиякой.
Он всех легко к рукам прибрал, тиран,
Спокойно приспособясь к новой власти,
В которой пробудились злые страсти.

Когда же в Питер возвратился двор,
Шумахер принимал одну царицу
В кунсткамере: не приглашен был
Корф, Ни Эйлер, ни Бернулли. Вот так птица,
Шумахер вездесущий, с ним не спорь.
Хоть Анна повидала в жизни лица,
Но и она была поражена,
Во что вдруг превратилась вся страна.

И Анна, воцарившись, предалась
Пирам, увеселеньям и охоте.
На кабана ходила, не боясь,
Совсем одна, красуясь в красной кофте,
Мушкет направив свой в кабанью пасть,
Не дрогнула, в охотничьей заботе —
Единым залпом зверя уложить.
И матерно ругалась, как мужик.

Но это были все еще цветочки,
А ягодки-то ждали впереди.
На пытках отбивали людям почки:
Чтоб выбить все петровские следы.
Ядреная, некрупного росточка
Волынского сжимала на груди.
Готовила нечастного для дыбы.
Немногие ужиться с ней могли бы.

Из Зимнего дворца, как с бастиона,
Стреляла Анна, сердце веселя,
Разя живое, позабыв о троне,
В народ стреляла, бросив все дела.
Ракетами палила – слыша стоны,
Она, как роза красная, цвела.
И не случайно люди жили в страхе,
Боясь окончить дни свои на плахе.

И все ж царица сотворила чудо,
Назначив Корфа главным командором.
И командор, взглянув на вещи мудро,
Писать в сенат прошенье начал скоро,
Сенат не долго думал и оттуда
В Москву пришел указ о том, что Корфу
Понадобилось двадцать бурсаков.
Доставил всех избранников Попов.

Случилось то, о чем мечтал Михайло:
Прорвался он в великий Петербург,
Учиться здесь на много лучше стало
И жить при Академии наук.
Приобретенных знаний не хватало,
И он заполнил книгами досуг,
Читая с заразительным азартом
Коперника, Ньютона и Декарта.

Ценил Декарта очень высоко
Всю жизнь свою Михайло Ломоносов
За острый беспокойный ум его,
За то, что находил на все вопросы
Ответы в сочинениях легко:
Он взгляды излагал на вещи просто,
В суждениях донельзя был он смел,
Пространство мертвым посчитать посмел.

К Познанью мира путь отнюдь не гладок.
Как в этом вечном хаосе идей
Сумел он столько разрешить загадок?
Ведь, вникнув в философию сильней,
Он в ней открыл и тайники, и клады,
И жил в ней, словно в роще соловей.
Он шел к Познанью мира постепенно —
Оно раскрылось перед ним мгновенно.

Царица продолжала вечный пир.
Делиль и Эйлер составляли карты
Для атласа: готовилась в Сибирь
Большая экспедиция с азартом.
Достался ведьме необъятный мир,
Который погребен был, как Урарту,
Под бременем бироновских страстей,
Но дух Петра России был нужней.