Евгений Сабуров - Незримое звено. Избранные стихотворения и поэмы

3. Погибельных своих достоинств
павлинье смятое перо
несу за стойку за бюро
как будто гном благопристойный

а тут и пальцев пять и столько же догадок
движений чувств и как назвать их надо

4. Все тянется все очаровано крылато
все вносит в даль и вот зачем их пять
и я опять не знаю как назвать
все чем мы здесь безудержно богаты

что в наших душах превратилось в шаг
что в горний шум окутала душа

5. Укутаны среди людских угодий
мы в нашем сердце так безудержно крылаты
какою силой стали мы богаты
в какой ладони дышат наши годы

кто нам ответит в этой влажной смуте
и ведом ли ответ какой-нибудь минуте.

Мне мыть посуду за собой
тебе зачитываться Белым
и падать ягодой незрелой
обиженою злой судьбой

Что ж оттого что за столом
мы ласково глядим друг в друга
ведь невеселая подруга
твердит-твердит: пора на слом

Какими чудесами здесь
мы оказались и – так близко.
Итаки нет? Итака есть?
И что за честь
прибиться к берегам где сиверко и слизко

Но вот ведь путь – нальем в стаканы чай
поговорим о дебрях очевидца
и как дороженьке не виться
ты старшая сестра встречай

Такая малая комната, прибранная наскоро
на стенках светлых холода печать
лечь и мечтать – вот путь по рекам в Басру
разноязычные матросы, суета

Над головой все беготня пустая
вот одиноко выйти. На ветру
холодная душа растает и устанет
на три ключа держать свою нору

Я растворяюсь в воздухе и сини. Мне надо
из-под низкого неба на суда
по рекам вниз до Басры из Багдада
идущие. Туда.

Мне хорошо. Как густо день заполнен
бездельем и тоской
покой
качает будто волны

Я одинок. Не я умру, не я
мне новое так одиноко снится
змея линяя и маня
клубками пестрыми ложится

вот вдаль я за тот утес простерт
и вот я в порошок растерт
и рукава в муке от булок белы.

Не я не я сгубил этот день это утро
то солнце спалило цветы так гневно и мудро
то солнце палящее только не я не я

схвати мои руки оставь мои руки – уйди
крути этот шар этот круг без меня

ремней и стремян достаточно в мире – лети
то лошади мчатся беспутные – только не я не я

Христова конница три бешенные «Волги»
без тормозов без славы на ура
давно безумные и как еще надолго
по городу свирепствуют с утра

давя и руша, выворотив фары
орущий радиатор смяв:
«невидящие, начались пожары
золото-рыж ты занялся, Исав.

Тридцатый век придет, косматый занят
козлами, спорами и стариной
испепелю Едом и серым станет
твой купол над твоей страной».

Изблевал меня круг мой и страна
друг мой руку за спину спрятал
кто теперь назовет меня братом
глаз мой рана и пелена

глаз мой пламя и соль на нем
я руками воздух ловлю
и хожу как в потемках днем
днем, когда мною блюют

За стеной моей враг и мрак
всё меня догоняют вплавь
Ты прости мне гордость и страх
только Ты меня не оставь

Голос Твой звучит не смолкая
жилы мои пронизав
и как струна отзовется алкая
рыжий и глупый Исав

Если Твой Голос пеной кровавой
губы Свои запятнав
бьет и орет, Отче, Аве!
я Твой рыжий Исав

я Твой не знающий мира иного
жрущий галдящий я
не расчленивший Голос и Слово
лыко в строку не шья

Как кровь из пор мешается с потом
желтая вязь естества
и прорастает на коже зигота
с миром Твоим родства

черной земли и леса звенящего
темную кровь впитав
я не устану жрущий галдящий
в службе Тебе Исав.

Пьяный лев и золотая башня
вольная тоска и лень
если бы не страшный день вчерашний
этот показался б дребедень

но за мной вчера, и завтра
пританцовывает впереди
хлопая в ладоши: автор, автор
рыжий автор выходи.

Одинокое мое наследство
алчный родственник не тянет рук
и на злое девственное детство
опускается любимый друг

три горы огней и неприязни
занят, забронирован и вот
хлеб печет, египетские казни
он печет и хлеб печет.

Ах, конь, немая слава всадника,
он фыркает, ступая, белый,
и мир, как театральный задник,
изодранный и неумелый,

и мир, как шар, и конь из плиток,
а я смотрю – и вот на нем
стальной разнообразный слиток,
звучащий тихо водоем.

Святому Мартину помолимся растеряно,
святому рыцарю, пусть, совесть и сверчок,
он повернул на Запад и Восток —
мне прошлое как полглотка доверено.

Мне полглотка доверено – на пей —
доверено, а я не сделал шага,
от брюк моих не отошел репей,
а на губах уже благая влага.

Здесь ведь не то, чтоб встать и сесть —
не продохнуть, а возле
уже бежит благая весть —
за что? – всё после

расплатимся иль никогда,
если ты выберешься – вот моя награда,
И где беда? Когда беда,
Я – Мать, и мне беды не надо.

И легкой девочкой ломая на ходу
передо мной кусты, она исколотая мчится,
сиделка, утешительница, чтица,
учительница – только бы беду

отвесть. Бред, мука и печаль,
лишь две руки ее и дальше
голубоглазо небо.

Благодарю Тебя, Господь, за то, что я не лев, не пес,
благодарю, за то, что я труха земная,
что жизнь моя, как стая ос,
метущаяся, отдыха не зная,

что вижу луч и слышу шаг
той дрожи воздуха и запоздалой лани
немыслимо свободное желанье,
когда она спешит, кусты круша.

Сухую кость куста
и поцелуи ног ее ломают,
и мечется она немая,
от жестких солнца и песка пуста.

Но Ты – Господь, и ненавистный снег,
сливаясь, гонит в одиноком крике:
«Благодарю Тебя за Твой великий,
за неустанный Твой, за мерный в сердце бег».