Ринат Валиуллин - Песни открытых форточек

Мы смотрели друг на друга красными глазами.
Ехали
в одном автобусе.
Он лежал на полу
на грязном.
Я сидел
на грязном сидении.
И, кажется, думали об одном и том же,
положив себе морды на лапы
в намордниках:
у него из кожи,
у меня из щетины.
Я видел в нём многое от человека,
он во мне – от собаки.
Возможно, что-нибудь и хотел сказать
добрыми глазами тоскливыми,
хотя что говорить,
когда скверно.
Мы не доспали, мы перепили,
мы оба ехали на работу.

Что-то не так —
не складываются отношения,
гибкость уже не та,
не склонить её,
не уподобить.
На работе,
где его угнетало всё,
начиная с сотрудников, до начальства,
вдруг разболелась спина.
Но он терпел
уже долгих двенадцать лет.
Иногда мы зависим от плюсов:
близко к дому, зарплата, премии.
Кое-как доработав,
поплёлся домой
на диван к компьютеру.
Но не тут-то было.
«Опять ты по бабам
своим виртуальным,
пока я занимаюсь детьми, уборкой, посудой», —
заныла супруга.
Однако спина ныла ещё сильнее.
Словно жертва за утешением
по жизни обочине
к доктору:
«У меня позвоночник болит».
Врач велел снять одежду,
потрогал, внимательно осмотрел:
«Как он может болеть,
вы же беспозвоночный…»

Снова очередь к бесплатному психологу,
он тоже взял талончик.
В основном проблемы сексуального характера.
Непостоянство,
люди ищут стабильности,
нарываясь на неприятности:
– Доктор,
у меня в доме женщина.
– В смысле?
– Красивая.
– Это проблема?
– Я слишком сильно люблю её.
– Это проблема.
Постоянны конфликты,
чемоданное настроение,
идеи о суициде, измене, разводе?
– Вот вы сами всё знаете.
– Как зовут ненаглядную?
– Йолдуз,
в переводе – Звезда.
– Я понял,
надо переименовать супругу.
Идея не новая,
но вполне эффективная.
Например, Пиздатта.
Когда бы вы домой не пришли,
а там – Пиздатта!
– Дело в том, доктор,
что я так уже называю любовницу.

Связи с замужними женщинами
имеют свои преимущества
и считаются предпочтительней,
если с совестью договор подписан.
Встречаешься по любви,
где время уже рассчитано.
Никто никому не должен,
не должен никого делать счастливым
целую вечность (это большая проблема семейных).
Он несколько дней уже
переписывался с одной,
и всё было на мази
почти что.
Договорились о встрече,
он уже фантазировал, как это будет,
где и на сколько.
…Вот здесь было бы актуально придержать коня,
наступать помедленней,
важно иметь в виду:
супруги – одна сатана,
вся эта переписка
могла вестись её мужем.

Их не спасло ни время дня,
ни улиц гул,
ни вооруженные локтями, взглядами
скупые люди.
Двое
на ровном месте канули
на розовое дно колодца,
есть такого рода пропасти.
Ушли, исчезли, утонули
во влаге внутреннего мира.
Одни завидовали вслух,
другие – молча,
видно тоже
не против были испытать
провалы в поцелуи.

– Ты обо мне не заботишься, —
поправила она волосы.
– Не ухаживаешь, —
насыпала сахара в чашку.
– Мне не хватает внимания, —
добавила ещё одну ложку.
– Не обнимаешь, —
размешала небрежно.
– Я уже не говорю о цветах, —
вдохнула аромат кофе.
– Разве я не достойна? —
нашла в чашке своё отражение.
– Мы всё меньше целуемся, —
пригубила керамику.
– Может, ты встретил другую?
Скажи,
я пойму, —
откусила пирожное.
– Может, я тебе надоела? —
салфеткой вытерла губы.
– Но все они остаются тенями, —
скомкала.
– Все твои женщины,
в сравнении со мною, —
положила бумагу в пепельницу.
– Хочешь, давай расстанемся, —
толкала она пенку по поверхности кофе.
– Только скажи, —
положила ложку на блюдце
– Я уйду,
если хочешь, —
отодвинула тарелку с пирожным.
– Пирожные здесь не очень, —
достала она сигарету.
– С них тянет на разногласия, —
поднёс я ей зажигалку.
– А это затягивает, —
сделала она томно затяжку.
– Забудь всё, что я говорила, —
сломав, утопила сигарету в пепельнице.
– Жизнь прекрасна,
вот и капризничаю.

– Надо уже собираться,
опаздываешь, —
приблизило зеркало к девушке непроницаемое лицо.
– Знаю, —
вонзила она пальцы
в густое каре своей шевелюры
и вытянула её до пояса,
откинула водопадом назад,
зажмурилась,
удлинила ресницы, где-то на дюйм.
– Этого будет достаточно, —
глазам придала небесно-синий
акварелью искренности.
Затем взяла тюбик со страстью
наполнила губы и грудь.
Указательным пальцем легонько провела по зубам,
покрыв их глянцем фарфора.
Скользнула рукой,
очертив в воздухе
лунную линию талии, плеч, бёдер, спины.
Тело тотчас вошло в этот эскиз.
– Ну что же,
кажется, я готова.
Звеня каким-то мотивом,
подушилась она каплей росы со свежей фиалки,
глядевшей на неё с подоконника:
– Хочешь кого-то очаровать?
– Прежде всего себя!

– Вы хотели любви?
Где-то есть оставалось точно,
я помню, —
он пошарил по полочкам
в настенном шкафу,
под прилавком,
наконец, отряхнул руки от пыли:
– Вот,
есть большая, но безответная.
Девушка посмотрела угрюмо:
– Спасибо,
уже сыта.
– Хорошо,
сейчас позвоню на склад,
там должна быть на вес,
вы готовы взять себе неупакованную?
– Главное, чтобы побольше.
Они долго созванивались,
договаривались,
нервничали,
наконец, принесли.
Она улыбнулась печально,
брезгливо сомкнула ресницы:
– Это всё, что вы можете мне предложить?
– Да, вид не очень, конечно,
но верная и до гроба.
– Она ведь маленькая.

Есть такие вопросы,
на которые не хочется отвечать,
и не вопросы вовсе,
атак —
междометия.
Фон отношений,
потерявшая голос птица,
роза, лишенная вазы,
вилы в душу,
пластиковый стаканчик,
картина без красок,
середина яблока,
соус,
приправа:
– Ты меня любишь?
– Я не знаю.
– Что значит: «Не знаю»?
– Значит, я всё ещё думаю,
думаю о тебе постоянно.

Не убивайте женщину любя,
не убивайте женщину всерьёз,
она того не заслужила,
пусть раздражает вас вопросом на вопрос,
пусть подкупает её ласковая сила,
что не даёт заснуть
и ленится проснуться,
наполнив жизнью суть,
а душу безрассудством.
Не убивайте женщину любя,
из ревности не убивайтесь,
она отчаянно слаба,
прощайтесь или вновь прощайте.