Ринат Валиуллин - Песни открытых форточек

Я хотел бы умереть с тобой в один день,
но если ты умрёшь первой,
в твои глазницы посажу фиалки.
Я буду поливать их своими слезами,
и они напомнят мне о нежности твоего взгляда.
Если первым буду я,
не утруждайся в поисках карих цветов,
цвета дерьма,
которое я тебе доставил в этой жизни.

«Я сама безответственность», —
думала, когда спускалась по лестнице,
благо лифт не работал.
В таком состоянии она особенно не любила
пустые комнаты,
ушла,
наконец-то,
от того, что искала так долго.
«Сегодня я понимаю,
что не может любовь
принадлежать только мне,
принадлежит сразу двоим,
а точнее – мы ей.
Возможно, это меня и пугало,
не хотелось становиться чьим-то предметом,
которым
он решил заниматься,
да так усердно
носить, одевать, учить,
опекать.
Я устала,
сначала мне нравилось,
но воздуха стало вдруг не хватать».
Вышла она из подъезда на улицу I
к солнцу асфальта
и выдохнула этот адрес.

– Я люблю тебя, —
произнёс он,
не открывая глаз.
– Я знаю, именно любишь, но не понимаешь совсем.
– В смысле? – пришлось расчехлить хрусталь.
Тёплой ванной ладони она прикоснулась к его лицу:
– Мы способны понять только то, что не касается
лично нас.

Не жалей о былом, не скорби,
я сумею найти твою лиру
нет, не надо, не хочешь, не пей —
прогуляемся просто по миру.
Что тоска, она ведь трусиха,
рассыпается пылью от смеха,
что там в прошлом – неразбериха,
из потерей сквозная прореха,
не кори своё сердце за блажь,
одолжи мне его без остатка.
Ты же хочешь? Ему будет жарко,
верно бьющемуся в заплатках.
Не губи себя сном беспокойным,
безразличием не трави,
взгляд твой атомный, очи томные
пусть уснут на моей груди.

Не знаю, про что я,
я всегда пишу ни о чём,
ни для кого
словно ночная жажда,
в колодце двора плещется
тишина,
я её отхлебнула немного
из стеклянного стакана
окна
и дальше —
писать в никуда
никудышные письма.
Почтальон их уносит
в чужие сердца,
в эти ящики,
запихивает вместе с газетой,
вы давно не заглядывали туда?
Не стоит,
может…
Может быть, там повестка
с того света
о том, что вы слишком расходуете его,
как и я этой ночью,
но если понадоблюсь,
загляните в свой ящик:
от меня там
для вас письмо.

– Какая солёная вода, —
сказал он,
плавая в море её глаз.
– Ты плачешь? —
выбрался на берег её тела,
вытерся шёлком её густых волос.
– Не волнуйся,
всё будет хорошо, —
вздохнул её эфиром.
– Я жутко голоден,
что у нас на обед? —
сел он к костру её сердца.
– Ты замечательно готовишь, —
пообедал он её губами.
– Я вздремну немного, —
залёг к ней в душу
и сладко уснул.

Вы думаете, я как шампанское в этом бокале?
Лёгкая и игристая?
Вам ещё неизвестно,
скоро
забудете, как дышать,
лишь бы я не ушла,
пока я буду закусывать вашим сердцем.

Она стояла
посреди комнаты —
центр вселенной,
Южный полюс,
венец красоты,
реликвия.
Минуты две,
два шага сделала в сторону,
вымолвила:
– Прости
я больше не способна
обманывать,
во мне гораздо больше
другого.
«Нет не центр, —
подумал молча —
ошибался —
окраина».

– Кот, ты боишься смерти?
– Как утро однако не задалось,
таким вопросом можно и убить ненароком!
Не,
я не боюсь,
если с вами жизни нет никакой,
то и смерти, должно быть, нет.
– Тебе здесь плохо живётся?
– В раю, возможно, комфортней,
но не хотел бы,
не думаю,
что там есть интересные люди.

– Что в личном?
– Расстался,
плевать на неё!
Слова с привкусом разочарования.
Сколько раз я их слышал,
причина – в несчастной любви,
в её недостатке,
в банальном отказе,
и вот уже плевать на весь мир,
на весну,
возможно, хотелось выплюнуть
чью-то слюну —
всё то, что досталось
когда-то ему с поцелуями.

С каждым днём я знала его всё больше.
Знания уже вылились морем,
в котором я успокоилась,
губки, ракушки, рыбки, водоросли,
я знала его лучше себя,
он был достоин,
пока какая-то
фальши маленькая деталь
не вывалилась отвратительно
из нашего любовного механизма:
узнала его ещё лучше,
но не знала
как жить с этим дальше.

– Любви ждёте?
– Нет, всё больше автобуса,
хотя не отказалась бы.
– Что вы сделали, чтобы стать любимой?
– Разве для этого нужно что-нибудь делать?
– Необходимо,
думали, что само вам свалится,
это чувство
со всеми своими прелестями?
– Я считала любовь просто приходит.
– Приходит автобус,
а чувство врывается.
– Так что нужно сделать?
– Выспаться, поменять работу,
вытряхнуть из постели ненужное,
заняться своей красотой,
своей слабостью,
подчеркнуть уникальность.
Попробуйте начать с самолюбия.
Любовь вас заметит,
она не ест всё подряд,
гурманка.

Нет милости в любви,
она не подаёт,
в распущенных садах
пчелой воняет мёд,
ужалена, горит
жестокости раба,
нет жалости в любви,
обуглилась вчера,
болезненно скользит
за ней последний крик.
Нет,
жалости в любви
не хватит на двоих.

Было слышно,
как за соседней стеной перекликались орудия,
на длинные очереди со скоростью 50 пуль в секунду
кто-то отвечал коротким
крупнокалиберным басом.
За стенкой бушевала война:
свинцовые пули слов
роняли посуду и вещи,
ранили.
«Война – это здорово,
значит, чувства ещё не угасли», —
так он подумал.
«Любовь развивается на скандалах
и спотыкается на идиллии», —
размышляла она.
Кажется, понемногу
всё начало замолкать,
пока вовсе не стихло.
Муж посмотрел на жену,
вопросительно улыбнулся:
«Война всегда где-то рядом,
она провоцирует,
кто первый из нас
не выдержит
и признает в душевном порыве,
как сильно любит».