Ринат Валиуллин - Песни открытых форточек

Я зашла в этот день,
здесь, как в новой квартире, —
звонкая пустота,
стены выкрашены безвкусно серым,
на обоях разбросаны
город, транспорт, дома, улицы,
по ним движутся автомобили.
Никого в тишине,
ни души,
встречаю
только тени людей,
те здороваются,
задают вопросы —
не слышу.
Губы знают
и шевелятся за меня лениво,
тело пожимает плечами,
скука
сегодня мне музыкой
на расстроенном инструменте
играет одну и ту же симфонию —
«Почему же так скучно дышать без тебя?»

И ночь без тебя не ночь,
и день без тебя потерян,
кого обнимать теперь,
и в чьи постучаться двери?
Бледна без тебя луна,
жара без тебя не солнце,
молчит в родниках вода
и море уже не смеётся.
Солёное стало небо,
слезами укутан закат,
я всё понимаю, но мне бы
совсем не хотелось так.

Я посмотрел на кота,
он кинул мне в ответ
два своих изумруда:
– Хочешь поговорить?
Валяй!
– Кот,
ты когда-нибудь убивал?
– Только мышей,
и то заводных,
а ты?
– Я всё время пытаюсь убить
время.
– За что?
– Зато, что уходит.
– Значит, не нравишься,
ты действительно хочешь его прикончить?
– Иногда очень сильно,
мне его не хватает,
не хочу, чтобы уходило.

– Весна уже подходит к концу,
а я так и не успела влюбиться…
– Да, детка,
это проблема,
скоро нагрянет лето.
– С любовью пока что кисло,
я тороплюсь.
– Спешка всё может испортить
даже погоду.
– Вы не хотели бы меня полюбить
этой весной?
– Легко,
но что будем делать летом?
Оно, как и я, расписано.

Случается, чьи-то поступки
калечат человека как личность,
делают никчёмным, ущербным
он умирает в пытках ваших железных принципов.
Отрешённо она шла сквозь людей,
продырявив мыслью висок:
«Неужели так сбалансирован мир?
Облажался один —
горит в аду,
а я за него чувствую боль».

Мне трудно,
я даже не знаю, с чего начать,
но попробую.
Запуталась в себе, потеряла цель,
не знаю для чего жить.
Спасает музыка —
капает где-то вода,
это любимый альбом,
зарываюсь в себя
прежнюю.
На великое никак не решиться,
мелкое собралось в морщины,
не хватает чего-то светлого,
тёплого,
чьей-то поддержки.
Хочется вылить слезу,
а она застряла внутри
одной большой каплей,
застыла,
плачет четвёртая песня альбома
в фарфоровое ухо,
туда и выскажусь,
мне мало мира.

Не хочется выходить из дома —
за дверью ещё более тесно,
боюсь жить и теряюсь в себе,
путаюсь! Я постоянно путаюсь…
Столько хочется сделать,
подавляют эмоции,
сбивая меня
и добрые мои побуждения,
стала злая и грубая,
настоящая только в раковине,
там и прячусь,
иначе сойду с ума,
я слушаю, как капает на фарфор вода,
меня слышать некому.

Кто же я для тебя, скажи:
может ласковая трава?
Не держи любовь, не держи,
даже если она слеза,
даже если она печаль,
ускользающая роса,
полыхает поляной зной.
Не туши её, не туши,
даже если тебе горячо,
пробеги по ней босиком,
посмотри на меня легко,
кто же я для тебя, скажи.

Я.
Ты.
Чего-то здесь не хватает,
щемящего.
Двое —
всегда слишком мало,
чтобы проверить
любовь,
и сколько в ней
настоящего.

– Давайте поговорим о любви.
– Может, лучше займёмся?
– Вас не смущает,
что мы совсем не знакомы?
– Не сложно назвать имена,
только стоит ли?
Потом откроем фамилию,
год рождения, адрес,
благополучие,
семейное положение…
Последнее вам не понравится.

Шёл блестящим длинным проспектом,
голова немного касалась тёмно-синего неба,
мне хотелось его ошарашить
своими проблемами,
вверх посматривая время от времени,
вздыхал в атмосферу,
но ему было параллельно,
и тогда я взглянул внимательно:
да,
действительно, фиолетово.

Всё будет у нас хорошо,
не надо об этом думать так много,
как ты любишь делать.
Нервная дрожь —
она пробежит,
как пальцы по клавишам пианино,
считай, мы играем блюз
тоскливо.
Порой бывает тоскливо,
это лишь проигрыш
между куплетами,
всё будет у нас хорошо,
ты переживаешь мои капризы,
я пережёвываю твои —
это и есть любовь,
это и есть мы.

Он зашёл в универ.
Выпил кофе, съел булочку,
посмотрел на преподавателей.
Прошло пять лет,
знания по-прежнему отдавали гранитом
и плохо усваивались.
Он запомнил, что кофе был замечательный.

Душа-наркоманка
требует дозы любви,
привыкнуть легко,
но слезть невозможно с иглы.

Я и кот,
одетые в ночь,
на Луну смотрели не отрываясь,
медленно
каждый жевал своё.
– Кот, ты хотел бы жить на Луне?
– Нет,
она подозрительно круглая
и с едой там, похоже, не очень,
с пониманием, с лаской
и, главное, с кошками.
– А я иногда хочу
по тем же причинам,
что ты только что перечислил.
– Люди ей-богу странные,
добежав от пустоты к изобилию,
непременно нужно вернуться обратно,
будто там в пустоте
вы забыли что-то личное, важное.

Когда ей было грустно,
она читала стихи,
не тех,
кто красиво обманывал,
больше – кто переживал, пережил,
по крайней мере, так ей казалось.
Стихия,
где буквы принимали форму глубокого чувства,
голова отдыхала, и слёзы —
они могли течь спокойно
без веских причин,
как волосы по плечам,
которые она поправляла,
доказывая себе «я ещё здесь»,
девушка
уходила в стихи,
перелистывая губами страницы,
заполняя лакуны
очарованных строк пустоты
наболевшим своим.

И медленно, и плавно, и безбожно
топтали твою душу осторожно
гудков короткие слова,
ответов злое ожидание.
Как одиноки вечера,
как беспринципны обещания,
как вопросительны глаза
и разрушительны тревоги,
неразлучимые вчера
и разведённые сегодня…

В пальто,
завёрнутым небом,
которому будто бы холодно,
простужена,
может, нервы
шалили под чью-то дудочку,
с семьёй в прекрасной головке,
оживлённо общаясь