Array Коллектив авторов - Прижизненные записки Пенсил-клуба (сборник)

Я с друганом могу к вам заявиться.
Он многих знал, сойдет за очевидца.
Я с ним давно и крепко корешусь.

При нем я появиться постыжусь.

Не прячьте от народа красоту.

Мы ждем обоих вечером в саду.

Ну, как дела? Идут на лад
Или не ладятся, напротив?

Ты извини, не до рулад.
Идем сегодня к Марте в сад.
Как ты, не против?

Я не против.

Но от тебя нужна услуга.

Чего не сделаешь для друга?

Прикинься, что летел быстрее серны.
Не слыша никакие стой-постой,
Чтоб сообщить, что Мартин благоверный
Усоп в навозе в Падуе святой.
Совсем несложный текст для монолога.

Но я не опускаюсь до подлога.

Наш юноша невинен и прекрасен
И с детства не рассказывает басен.
Для памятника ангелу – опока.
В свободу верит, в равенство и в Бога.

Какой же ты неизлечимый враль.

А ты есть воплощенная мораль,
И ум твой – как завет, такой же ветхий,
Возвышенный и падкий до обид.
Всю правду ты потом расскажешь Гретхен,
Чистейшую, как тот аптечный бинт.

Не хочется мне облик свой марать.
Но фиг с тобой, идем. Я буду врать.

Как здорово: каюты, трюмы, трапы,
Шелк парусов, упругий взмах весла.

И крокодилы, пальмы, баобабы,
Жена посла…

Кого она пасла?

Да бегали какие-то по Альпам
За скальпом.

Ха-ха! Ой-ой! Какой же вы пошляк.
Не надо на газон, он не стерильный.

Мне наплевать на это. Я – маньяк.

Вы сексуальный?

Нет, многосерийный.

Ко многим вы питали интерес?

Запал на петербургских поэтесс.
Распутницы с рассудком нездоровым
Меня там обозвали Топоровым.

А ели вы во Франции лягух?
Как мило.

Да, помнится, поджарили мне двух.
Стошнило.

Скажите, а какой он, крокодил
Из Нила?

Его я целиком не проглотил,
Стошнило.

Не надо здесь. Какой пассаж!
Вы мне испачкали корсаж.
Здесь слишком заросли густы.
Я не хочу! Зачем в кусты?

За забором не видно соседки?
Можно спрятаться в этой беседке.

Вы – алмаз в драгоценной оправке.
Раздевайтесь, приляжем на травке.

Мне и думать об этом нельзя.
И не помнить об этом не вправе я.

Убежал, перегаром разя,
Потому что кругом порнография.
Танцевали бы вальсы, мазурки,
Прошмыгнул бы я мимо цензурки.

Пречистый дух, ты слил меня с природой.
Сижу в тени под буком или грабом.
Отныне ни по пабам, ни по бабам
Я ни ногой. Пропитана дремотой
Твоя пещера цвета изумруда.
Я невесом, как прах из медальона.
Удел угрюмой прозы – нетто, брутто.
Я – бабочка. Я – самка папильона.

Я думал, что ты дома на диване.

Иди отсюда к черту, я в нирване.

Куда? Куда? Послал бы ближе к бане.
Чего я там не видел у себя.
Пока ты бредишь, кашляя, сипя,
Я забегал к влюбленной нашей пани.
Она заверещала – ох да ах
И утонула в собственных слезах.

В слезах определенно не утонешь.
Чего тебе до девочки, гаденыш.
Не можешь руки к тулову прижать,
Чтоб пакостные пальцы не чесались.

Сочится из тебя сплошная сальность.
Теперь бежать девчонку утешать.
Приперся, распалил в бедняжке похоть.
Как хорошо: живет недалеко хоть.

Беги, спасай красавицу свою.

Задумаешь подглядывать – убью.

Послушай, Генрих!

Можно просто Гена!

Ты молишься совсем не вдохновенно.

Кошмар! В разгар Великого поста
твои уста сочатся карбонатом!
И твой приятель, видно, неспроста
мне под камзолом кажется мохнатым.
Лицо внезапнее рвоты,
нос клювом и запах серы…
Вполне способен он льготы
отнять у пенсионеров,
ограбить банк иль девицу
оставить без репутации.
Зачем тебе с ним водиться?
Не лучше ли вам расстаться?

Гретхен, Гретхен, вера в Бога
отцвела в моей душе.
Всё там кажется убого,
как потертое клише.
Ну а добрый мой приятель
мордой мрачен, сердцем чист.
Это имидж. Он – писатель,
циник и постмодернист.

Хочешь, сплетню тебе расскажу про Варвару,
что гуляла всегда с кавалером на пару
и глушила шнапс на каждом банкете,
но при этом девицей писалась в анкете?
Так вот, зацвела в ней чужая мясная завязь.
Еле ходит теперь, по швам расползаясь.

А коварный соблазнитель
удирает ото всех,
топит в Рейне мятый китель,
на котором делал грех.
Пало целомудрие зеркальцем расколотым.
Бродит дева в рубище, не блистает золотом.

Черный пудель, что ты брешешь,
что несешься по полям?
Меч Господень, что ты режешь
жизнь мою напополам?
Не могу тебе сказать я,
как обычно: «Верую!»
Мое серенькое платье
провоняло серою.