Аркадий Застырец - Глубинная почта

И денег Россия
На недрах бессовестно слупит.
Какая там зелень!
Серебряной станет трава —
И осень на горло
Упавшему лету наступит,
И холод с рассветом
В исходные вступит права.

Синее, белое, алое,
Бедное тело моё!
В бездне Земля – захудалая,
Ты же – перстинка её.

С выжженной ветра наездами
Серой травинкой степной
Поровну мало под звездами
Плоти дано вам земной.

Белое, алое, синее,
Кинуто боли и тле —
В севера ль медленном инее,
В юга ли душном котле.

Тело моё ненадёжное
В ласковой узе тепла,
Жадное, сонное, ложное,
Как тебя тьма отдала?

Алое, синее, белое…
До смерти не разгадать!
Чудо невидимо целое —
Малому чуду под стать.

Даже и света пророчеством
Загодя в Небе дыша,
Не обжила б одиночеством
Храмины этой – душа!

Сообщаю на скорости звука,
Что теченье земли и огня
Убивает любого. А ну-ка,
Не позволь им прикончить меня!

И вода, разумеется, тоже —
Здесь прохладна, а там ледяна —
Душу вынет, касаяся кожи,
И уложит в ничтожество дна.

Да и воздух – казалось бы, где там! —
А ведь медленно жжёт изнутри,
В унисон с отцветающим светом
И во сне от зари до зари.

Как бикфордов шнурок, ненадолго,
Исчезая собою, легла
Нашей жизни горячая волга
От рожденья до смерти угла…

Но зарыты и в вечной мороке
Назначенье, задача, мотив —
Вот увидите, вылущив сроки, —
Будет взрыв. Будет взрыв. Будет взрыв.

Красивый человек,
Животный и живой,
Глаза – как стрежни рек,
И с грязной головой.

Киянка, пояс, дождь —
Весь мир ему по йух.
Он пламя, племя, вождь,
Он – воплощённый дух.

Пристроив кисть и пядь,
Всё уточняет вкруг
И силится назвать,
Не выпустив из рук.

Он ходит там, где дым,
Без страха и зело
Подобными любим
За тело и тепло.

Не украшаю я,
Не лью ему елей:
Не лучше он зверья,
Хотя во гневе злей.

Но и не хуже он,
И враг ему – Молох,
Он слышит в Небе звон
И знает: это Бог.

Словом, рыбы – не немые.
Рассекая тьму за мной
на косые и прямые
говорящей тишиной,
настоящей и поющей,
восходящей на луну,
ради вящей или пущей
образующей струну,
ночью тыщей и одною,
бесконечным падежом,
рассекая тьму за мною
не палаческим ножом,
тучу сахарного зада
вводит в царственный покой
не моя Шахерезада,
не такая, я какой…
Выбирайте, либо – либо,
но она без дэ одна:
если девушка, то рыба,
если чудо, то жена.

Как бы в мире этом тёмном
Оглянуться мне,
Спрятать тление в скоромном
Золотом огне,
Скрыть в саду под цветом белым
От ударов злых
Души, связанные телом,
Всех детей моих?
Как бы вымолить у Бога
Не себе, а им
Дней без счёта юных много,
Стороною дым?
Как бы всех моих любимых —
Яблоня и печь —
Нежных, беглых, уязвимых…
От яги сберечь?
С потолка упавшим толком
Молча оболочь,
С говорящим серым волком
Увезти в полночь,
Снова поднятых началом —
Ну же, ну же, ну! —
В Китеж-град за третьим валом,
В тайную страну,
Где продленью свет порукой
И луна рекой,
И не взвешивают мукой
Волю и покой!

Кто измеряет лотом,
Кто Лотовой женой,
Омытый смертным потом,
Как в копи соляной,
Эдем ругают мифом,
Несбыточной мечтой,
То дамским кроют лифом,
То мраморной плитой…
А он легок и ясен,
Как на заре роса:
Весь опыт наш напрасен
Без веры в чудеса.
Все нужды смехотворны
У этих белых врат,
Творения притворны
И примитивны, брат.
Мы все Эдемом бредим
И раны бередим.
В Эдем, Адам, поедем!
Там яблок поедим…

Не перестань, настань ещё,
Екатеринин бург,
Досмертное пристанище
Ощипанной Симург!

Над трупами, за трубами
Воспетый не за то,
Что был с губами грубыми
И в драповом пальто,

И не за то, что струнные
Над ВИЗом небеса
Промчали в утра лунные
Полвека в полчаса.

За дым? За паче циммера
Ипатьевский домок?
За маузер Владимира,
Стреляющий в висок!

И в праздник невесёлыми,
Суровыми, как нить,
Нельзя с такими сёлами
На росстани шутить.

Нельзя, нельзя, товарищи,
По ледяным пруда
Тащить своё кошмарище
Отсюда и сюда,

Где каменно завязано
Не сердце ли страны…
……………………….
– Нельзя? Да нам не казано!
И не вселяйся в ны!

В этом крепком выдержанном сне
Я вхожу в одну и ту же реку —
Дважды, трижды, стожды… Сбился с веку! —
По траве, распущенной на дне.

Я вхожу под вечер и скольжу
На худой, легчайшей пуха лодке…
Вроде вижу, хоть и не гляжу,
Узнаю деревья по походке…

Вот бредут, развесив над водой
Пожилые тягостные руки,
Ели, ели редкой чередой
На речные выцветшие звуки.

Медленно шагают тополя,
Впрямь держа серебряные спины,
И летят, где отмели земля,
В сквозняке проклятия осины…

Там – тревоги сладкий самогон
И костры сбирают старожилы,
Еле слышен сумеречный звон
Божьей воли, милости и силы…

Проплываю в гулкой тишине
Под мостом массивные опоры…
…………………………………
Для чего-то вечно снятся мне
От стыря подвижные просторы?

Периферия не знает пощады:
Жжение с треском от центра вдали,
В плиты сбиваются снеги и грады
На полумёртвой округе земли.

Периферия не сто – однолица.
Жёстко ли стелет? Не стелет вапще !
Смачно плюет, незаметно глумится,
Топит своих в общепитском борще.

Периферия – унылое членство,
Угол и ветер… И всё-таки – но!
Каждый оставшийся тут – совершенство,
Горная пика тут – каждое дно.

«Периферия» – волшебное слово:
Пери и феи порхают о нём,
Рифы, кораллы, разгон – и готово:
Всё ещё в мире, но в мире ином.

Переживи её лето и стужу,
Приотвори перепрятанный взгляд…
С периферии уже лишь наружу
Чистые стёкла и души летят.

Вену себе отворив
вялотекущей рекой,
видимо – всё-таки жив,
но ни ногой, ни рукой.
Бело-зелёный, рябой,
и не петух уж, а гусь,
не наглядеться тобой,
не наиметься боюсь.
Что, не видав, не поймёшь
юркой дороги твоей —
видимо, всё-таки ложь,
картоплетенье путей.
В памяти сонной висишь
на предрассветных парах;
женского рода – Парижь,
вольная втайне Серах.
Ярости не удержать,
бл..и прохожей грубя:
– Я не хочу умирать,
Я ненавижу тебя.