Анатолий Нестеров - Времена души

А помнишь ты леса,
где облака близки,
где ярки небеса,
где синий плеск реки?

Встречались мы с тобой —
какой счастливый год!
Не знал я: счастье – боль,
которая придёт.

Огни новогодние тают,
и ёлки о лесе грустят.
А наши вчерашние тайны
прощаться никак не хотят.

Мечты, словно вольные птицы,
уносятся в звёздную высь.
И пусть никогда им не сбыться,
я рад, что они родились.

И в ночь поздравлений отрадно
коснуться пленительных плеч.
Мне нового счастья не надо,
мне прежнее надо сберечь.

Настырные всплески сирени
ломились нахально в окно,
когда погибал от сомнений…
но только тебе всё равно.

Из сердца, как будто из дома,
ушла навсегда… Решено!
Смеялась сирень долго-долго,
но было мне всё всё равно.

На улице, в шуме и гаме,
случайною этой весной
мы встретились… только глазами.
И мне, и тебе всё равно.

Исконно русские стихи-
исконно русские грехи.
Царю молиться,
Богу,
в поклонах биться.
И радости, и боли-
молиться!
И руки вновь заламывать,
и уходить в монахи.
Пытались зря замалчивать
стихи монархи.
С убийственностью страстной
решётками крестили.
Есть грех!
Грех самый страшный:
сама
себя
сечёт
Россия!
Касаться лбами пола,
упасть в грехах на снег.
Но крик догонит подлый:
– А бога нет!
Страна позоров диких,
кровавый след…
И снова крики, крики:
– А Бога нет!
……………………………………..
России нет!

После обеда
я вышел на балкон
и увидел, как резвятся,
весело прыгая,
две собаки.
Играя и повизгивая,
они утверждали
вилянием хвостов,
что жизнь,
даже если она собачья-
прекрасная штука.
И я этим псам весёлым
бросил кости,
оставшиеся от обеда.
Но оказалось,
что вместо костей
я им бросил
яблоко раздора.
Веселье сменилось
злостью,
а лай собак
стал походить
на самый отборнейший мат.
И когда
они были готовы
вцепиться друг другу в глотку,
я подумал,
глядя на них с высоты,
что жизнь-
всё же мерзкая штука.

Бьются волны дни и ночью
в популярный берег Сочи.

Может, морю ночью снится,
что тесны его границы.

Потому, не умолкая,
бьёт волна, за ней другая.

Думает с надеждой море:
«Всё фальшивое я смою».

Есть желание простое-
постижение простора.

Неизбежно волны стихнут,
а простор всё не постигнут…

O tempora, o mores!
А море – вечно море!
Какая глубина!
К нему съезжаться вправе
в любые времена
любые нравы.
На море всё меняется,
оно и нас меняет.
И всё объединяется,
и всех объединяет.
Оно – одно великое!
И носимся по берегу
мы с маленькими криками
и с малыми победами.
Поняв его величье,
/коль мы понять сумеем/,
становимся мы чище,
становимся сильнее.
……………………………..
И все печали волны смоют,
под жёлтый шелест сентября.
Мы, как в себя, уходим в море,
чтоб снова выплеснуть себя.

Мне дождь приятнее, чем ты.
Он не грубит, ласкает нежно.
И в нём размытые мечты
не издеваются потешно.

Ах, жизнь, сложна ты и смешна…
Когда-то близкий стал далёким.
Не защитит дождя стена
от ядовитого упрёка.

Любовь… Всё это глупость, дым,
издержки юности фривольной.
И оттого, что нелюбим,
я ветром стал беспутным, вольным.

На излёте последней надежды,
на излёте последней мечты
я такой же влюбленный, как прежде,
в эту жизнь, в этот лес и цветы.

Я такой же наивный и глупый,
верю в чушь – существует любовь.
Но твои ненадежные губы
будут нежно обманывать вновь.

И сквозь ложь, что живёт, не старея,
буду помнить, вини – не вини,
как аллея, в закате алея,
нам дарила счастливые дни.

О далёкие близкие встречи!
Не могли мы тогда разуметь:
даже вечность нисколько не вечна,
но об этом не стоит жалеть.

Не надо, не плачь. Ведь над нами,
смотри стороною прошли
все тучи, которые снами
когда-то казаться могли.

Нам жизнь никогда не наскучит.
И мы веселее глядим
вослед уплывающим тучам
и верим, что всё впереди.

Что будет? Я знать не желаю!
Что было? Я знать не хочу!
Счастливо сейчас припадаю
во имя мгновенья – к плечу!

Ночь —
стекло увеличительное:
растут, умножаются
неудачи,
страхи,
печали,
чужие победы,
свои поражения.

И только ведро
холодного утра,
опрокинутое на голову,
расставит всё
по своим местам.

Горите мои тетради…
Пламя щекочет ладонь.
Не честолюбия ради
я разжигаю огонь.

Словно сухие поленья,
потрескивают листы —
юношеские откровенья,
возвышенные мечты.

Смотрю на огонь с тревогой…
Чего я от жизни жду?
Я знаю, что я не Гоголь,
но рукопись тоже жгу.

Опять идут дожди косые,
а на душе – сплошь радиация.
Бог есть… Но только не в России.
Бог, к сожаленью, в эмиграции.

Тридцать три… пора распять.
И не раз, раз пять.

А за что? За что найдут.
Находить – весёлый труд.

Так за что? Что за вопрос!
Там иуда, где Христос.

Предавать не надоест,
лишь бы были гвозди, крест.

Воспоминаний суета
меня никак не отпускает,
упорно ночью зазывает
в почти забытые места.

И я мечусь, кричу во сне:
«Как тяжело сегодня в прошлом…»
Зачем тот путь, который прожит
тревожит душу снова мне.

Утраты не испить до дна…
Однажды в яростном порыве,
догонит, чтоб не быть счастливым,
чуть запоздавшая вина.

Человек рождается…
В человеке рождается «Я»,
невыносимо огромного размера.
Я хочу! Я требую!
Мне, для меня, моя…
Человек подрастает, происходит замена
огромного «Я»
на самое среднее «Я»,
среднее «Я» не закрывает
полностью мир,
окружающим глаза
не сильно режет
и всё чаще, всё чаще
слышится «МЫ»,
а «Я» уже с каждым днём
слышится реже.
Мы хотим! Мы решили!
Это не блажь моя.
Это наше решение.
И мы ответим!
Человек стареет,
и его бывшее «Я»
огромное, становится
еле заметным.
Самые мудрые в жизни-
прошлые дни,
те, что прожиты
счастливо или серо.
Человек уже говорит не «Я» —
Они!
Но «Я» всё равно бьётся до смерти,
как сердце!