Олег Скрынник - Однокласснику

Мысли, душу, боль —
В газету.
Мыло, сахар, соль —
В газету.

Иркутск!
Здорово, старина!
Вот и увиделись с тобою.
Тебе, как видно, не до сна:
Лежишь
В обнимку с Ангарою.
Да, кавалер ты недурён:
Сумел своё устроить ложе.
С такой красавицей вдвоём
И я бы
Выглядел моложе.
А твой-то век —
Поди, узнай!
Сверкнёт на храме позолота,
Тряхнёт сединами трамвай,
Печально жалуясь на что-то,
И тут же гений молодой,
Врезаясь в глубь безликой массы,
Затмит
Сибирской бородой
Окошечко билетной кассы.

По бульварам
Ходят пары.
Озорного паренька
Я окликнул:
Эй, товарищ!
Слушай,
Я издалека.
Ты мне часом не подскажешь:
То бассейн или река?

Поезд – ох! —
И встал,
Как присмиревший проказник.
А ты строг,
Байкал,
Дикой природы праздник.
Жалобно пискнула сталь
Под ногами.
Медленно
В жуткую даль
Катится
С насыпи
Камень.
Словно седой великан
Тычет своей бородою,
Лезут в окно облака,
В стёкла дыша водою.
Поезд ослеп
И оглох,
Словно запутавшись в видах.
Мы взобрались к тебе —
Вдох.

Задержали дыхание.
Потихонечку съехали…

Выдох.

И, напоследок
Задумчивый взгляд бросив
Сквозь вагонную затхлость,
Ты понемногу
Уходишь
Назад —
В книги
И атласы.

Слюдянка, Слюдянка!
Песчаная банка,
Сосновые комели…
И призраки омуля.

Таёжной дорожкой
Ты вышла с картошкой.
Попотчуй картошкою
Пред дальней дорожкою.

Пустые чалдонки,
Как утлые домики,
Всё трутся, сердечные,
О берег серебряный.

И всех накормила
И в путь проводила
Кума аккуратница,
Байкала привратница.

Через речки по отрогам —
Тут скала,
Там скала —
Забайкальская дорога
Пролегла,
Пролегла.

Забайкальская дорога,
Забубённые дела!

Закружил пройдоха – поезд —
Поворот,
Поворот,
Мне обратный путь запомнить
Не даёт,
Не даёт.

Закружит зелёным полем,
Мягкой пихтой заметёт.

Ты куда меня утащишь
Сквозь тайгу.
Сквозь тайгу?
Я из дома через чащи
Всё бегу,
Всё бегу

Утонуть в ветрах звенящих,
Задохнуться на снегу.

Лето в Приморье одето в цветы,
Кольца китайчатых лилий.
Линия.
Стрелочные посты.
Склад кислородных бутылей.
Станция.
Домик…
И – в сердце нож
Острой, саднящей болью:
Здесь ты.
Ты и сегодня идёшь
К берегу,
Выстланному солью.
Вот как.
Через полсотни лет
Довелось
Мне
С тобою свидеться.
Здравствуй.
Тебе я привёз привет
От Чекмарёва
И Цвиллинга.

Несколько саженей полотна…
Взгляды упёрлись в шпалы,
Словно пытаясь достигнуть
Дна
Шлакового отвала.

Только осины листвой шумят
Возле кривой тропинки,
Где грохотали чужих солдат
Кованые
Ботинки.
Только позванивает коса
Возле сырой опушки,
Где столько раз кричали:
– Банзай!
В такт озверевшей пушке.
А через водную гладь
И ширь
Неугомонным потоком
Через Приморье,
Байкал,
Сибирь
Льются улыбки с востока.

Тихий посёлок зарылся в цветы —
Море пионов и лилий.
Линия.
Стрелочные посты.
Склад кислородных бутылей.
Поезд натружено мчит на восток.
Стройка.
В отрытой яме
Блоки таскает изящный «Като»,
Рыжий,
Как паровозное пламя.

В окне торчит широкий зад:
Малюет немец нам фасад.

С утра на заляпанных досках стоит,
Весь день незнакомую песню свистит.
Наверно, свистит про свою сторонУ,
Которую кинув, пошёл на войну.
Как в этих, разбитых уже, сапогах
Прошёл пол-России в грязи и в снегах.
Как ползал, цеплялся, шагал и бежал.
С отчаянья, злости и страха стрелял.
И как из заснеженной волжской земли
Его аж сюда, на Урал, привезли.

Свистит, заглушая желудочный вой,
О том, что по счастью остался живой,
С руками-ногами. И этому рад.
И красить готов за фасадом фасад.
Что полз он сюда и спешил, и бежал,
Что красить фасады в России мечтал.
Что кончен навек затянувшийся бой.
Что скоро, наверно, отпустят домой.
Что там разобьёт он черешневый сад.
И дом заведёт. И покрасит фасад…

Соседка на кухне окно отворит
И хлеба кусочек ему подарит
С тяжёлой, как будто не женской, руки…

– Эх, что же наделали вы,
Мужики!

Мы с братом ждали:
Дядя Федя
К нам на ЗИС 5 сейчас приедет.

И дядя Федя приезжал.
К себе в кабину нас сажал,
И пыльным грейдером опять
Хрустел фанерою ЗИС 5.
Стрелял из выхлопа огнём,
И керосином пахло в нём.
И пыль неслась, и солнце жгло
Сквозь дребезжащее стекло.
Цепями стянуты борта,
Чтоб не сбежали никуда.
Когда дорога в гору шла,
Жужжал он, бедный, как пчела.
Щенком напуганным дрожал.
Зато уж под гору бежал!
Просил брательник-егоза:
«Дядь-Федь!
Не надо тормоза!»
Но отвечал ему «дядь-Федь»:
«Машину надо пожалеть.
Мы с ней когда-то, пацаны,
Вдвоём приехали с войны».
– Так ты на этом воевал?
– Нет.
На войну он не попал.
На фронте транспорт разный был.
Чего я только не водил!
Ну, разве, может, самолёт.
А так! —
Трофейный их «Ренот».
И «Опель Блитц», —
Такой там есть.
А уж «полуторок» – не счесть!
– А «Студебеккер»?
– Был и он.
Погиб в боях за Балатон.

Он на минуту замолчал,
Как будто что-то вспоминал.

И начал вдруг.
– Была весна.
Уж год, как кончилась война.
А мы в казармах всё сидим.
На жизнь германскую глядим.
Харчи армейские едим.
Ох, грусть-тоска!
Хоть волком вой —
Не отпускают нас домой.

Я десять лет не видел дом:
Призвался аж в тридцать шестом.
Три года в Туркестане был,
Там в кавалерии служил.

Потом приказ —
И – будь здоров! —
Ать-два! —
На курсы шоферов.
И после —
Через всю страну —
Зимой
На финскую войну.

А тут война…

Он замолчал.
Вонючий «Север» пососал.

– Ну, да. Война…
Уж десять лет,
А всё конца ей, суке, нет.

И вот одним прекрасным днём
Чуть свет орут:
«Подъём!»
«Подъём!»
От страха схватывало дых:
Ведь, мало ль, случаев каких
Тогда там было…
Лейтенант
Из СМЕРШа говорил, что банд
Фашистских много по лесам.
Мол, анадысь нарвался сам…
И мы тревожною толпой —
На улицу.
И встали в строй.
А впереди —
Честная мать! —
Шеренга новеньких ЗИС 5.
И командир сказал:
«Бойцы!
Всем вам спасибо, молодцы!
Пришла пора и вам к жене,
Домой идти.
Конец войне!»