Дмитрий Щедровицкий - Стихотворения и поэмы

Он, сквозь переулки, как сквозь пальцы,
Просыпаясь в бытиё иное,
Непривычно часто оступался,
Чей-то взгляд почувствовав спиною…

…Город, словно сонный глаз, слипался…

У входа, на вешалке – судьбы
Пестреют одна на другой:
Их Время, как тяжкие шубы,
Развешало спешной рукой.

И дверь отворится с одышкой,
И длинной передней пройдёшь:
За стенкой – лепной, как ледышка, –
Забытых событий галдёж.

И в жизнь, как в сонату сквозную,
Войдёшь, отряхая миры,
И сразу возможность иную
Узором откроют ковры.

Усадят – и, как ни упорствуй,
А взгляд допьяна напоят…
Здесь наше свершалось знакомство
И полдни, и ночи подряд,

Бессонницей противоречий
Кормили за этим столом,
Здесь были нежданные встречи
И свечи величья в былом,

Провиденье зимних пожаров
В горенье июльских рябин,
Того, как незнающий жалок
И как познающий любим,

Как, слухом больным налитая,
Отчаянья плещет река,
Как вихрем любовь, налетая,
Уносит лицо в облака…

…В конце этой комнаты, слева,
Окно безвозвратность таит –
В нём, словно осенняя дева,
Пречистое Небо стоит.

…В тот час я бродил без надежды
По летним проулкам Москвы,
И нечто бездушное между
Сознаньем и цветом травы
Вмешалось и было на вы
Со всем, что так нежило прежде, –
И город лишался одежды,
Лица, языка, головы.

Душа, как багровая лента,
Висела, и знанья закат
Пылал – поделиться хоть с кем-то
Словами того языка,
Что слышен пред смертью. Века
Сошлись и явились за рентой,
Но час, как должник безответный,
Пред ними свисал с потолка.

Лишь тихий журчал ручеёк
И всё обращался к кому-то,
Но слух облаков был далёк,
А улица спесью надута,
Запрудой стояла минута,
Была моя грусть невдомёк
Ольхе, воспаряющей круто…

…Витрины, портреты зверей,
Плакаты пожара и хлеба…
И я на невзрачном дворе
Увидел Читателя Неба, –
В него он смотрел, словно не был
Слепцом среди поводырей.
Средь брёвен, у чёрных дверей, –
Дитя лучезарное Феба.

Хотел я к нему подойти –
Но двинулся сам он навстречу:
Открылось, что нам по пути –
Исследовать птичьи наречья,
Ведь птицы победно щебечут
В кустах, в городах, взаперти.
Нам вместе вдоль улиц брести,
Взваливши безделье на плечи.

…А солнце всё медлило выйти
И взглядом сразить наповал…
И мы подошли к общежитью,
Пройдя бесконечный бульвар, –
Садовник цветы поливал,
Тропу находил по наитью,
Подобно Тесею на Крите,
И с дворничихой воевал.

Зашли. Он рассказывал мне
О детстве в заглохшей деревне,
Как дни были много длинней,
А ночи темней и смиренней,
Как ставила мать на колени
К огромным зрачкам на стене
И как наяву и во сне
Дразнили и пахли коренья.

И вынул тетрадь. Меж листов –
Там листья из лет этих дальних,
Все разные – может быть, сто –
Зазубренных, круглых, овальных,
И несколько синих цветов –
Почти уже нематерьяльных.

И он продолжал свой рассказ,
По имени их называя,
И радость меж нас родилась,
Трепещущая и живая…

Касаясь пыльной дрёмы жалом,
Скитанья и греха образчик,
Змея дороги над вокзалом
Висела – на ладонь от спящих.

Сквозь сон смеясь, цыган провидел
Столиц горящие палатки.
Спал мира изгнанный правитель
В шинели Каина на лавке…

Нежданно и негаданно – лицом
Подобный небу, зеркалу, потоку,
Вместивший лет моих лучистый сонм
В зрачках, горящих грустно и глубоко,

Пришёл мой гость. Судьба свилась кольцом,
Сочился в детство смертный холод Срока…

Но свыше сил был солон этот сон,
И я бродил, проснувшись, одиноко…

В сон распахнутые взоры…
Прорезается в глазах
Чёрный замок Моммендора –
Словно молнии зигзаг.

Входит смерть – и стебли косит:
Густо травы поросли,
Заслоняющие проседь
Моммендоровой скалы…

…Соглядатаи-туманы
По крутой скале ползут,
Кони в сумерках нежданно
Гостя вещего везут,

И барон спешит навстречу,
И волненье улеглось, –
Но отрывисты их речи,
И не прямо смотрит гость…

Треск светилен, чад жаровен,
Тьмы высокий потолок…
Грозен взгляд, и путь неровен,
И слова диктует рок.

Все ушли – лишь эти двое
Медлят, царствуют и ждут –
И в безмолвные покои
Шаткой лестницей идут.

Только полнит коридоры
Сада мертвенная тишь…
Не забудешь Моммендора,
Как судьбу не победишь.

Над Иоганном-немцем
Всё ниже небо виснет –
Так смерть играет с сердцем:
Набросится – и стиснет,

Но, отпустив, забудет,
Когда окликнет Бог,
И вновь катает судеб
Запутанный клубок…

А ты решил, что просто
Царить в крамольном теле,
Считать по вдохам – вёрсты,
По выдохам – потери,

Гореть созвездьем Рака
В июле золотом,
Кричать во сне от страха
И забывать потом…

Листай, листай страницы
И жди, что боль с любовью
Подробно разъяснится
В обширном послесловье.

Но книга – не такая,
И к ней пролога нет,
И краткий день сверкает,
И вспыхнет чёрный свет…

Пахнут ли к осени старые ноты?
Помнит ли прошлое грецкий орех?
Есть между нами и временем что-то,
Кроме греха и расплаты за грех.

Дождь ошарашенный, льдинкой повисший,
Слёзы любви вызывающий взгляд,
О, научи меня музыке высшей,
Я сочиню тебе сотни сонат.

Выплесну всё – и ни капли не скрою,
Что ни попросишь – отдам. Хоть назначь
Цену закатной мерцающей крови,
Цену за полдень, растраченный в плач,

Цену заветной и млечной капели,
Детству даримой – ловить и ронять…
Дай мне прислушаться к вечной капелле,
Встать в уголке – и созвучье понять.

Медной застынь стеной,
Вихрем ли закружись,
Ты – навсегда со мной,
Ближе, чем к смерти – жизнь.

Горе, коль захочу
Вырваться и уйти…
Ближе, чем свет – к лучу,
Ближе, чем цель – к пути.