Михаил Скрыльников - Патриот Земного Шара

Пускай всё было уж давно.
Есть документы. Есть кино.
Не глупая Европа.
Но как покажешь то, что мы
седели ровно три зимы,
на дне лежали как сомы,
зарывшись в ил окопа?

9

Но самый страшный личный бой
был рукопашный, он со мной
до этих лет в ноге идет,
хромает пулею, раненьем…
С таким дрались остервененьем,
что стыдно петь стихотвореньем
смертельный ужас тот!

10

Представь, что зубы словно нож,
и ты противника берешь
за горло, как собака.
Всё потому что выпал штык,
и ты грызёшь ему кадык,
ведь надо выжить – это пик.
Вот, что такое драка.

11

Потом, прорвавшись через строй
с его кровавою слюной,
уходишь, что есть мочи.
Но слышишь выстрел издали
и падаешь как журавли,
как падал бы их целый клин,
сорвавшись с неба в очи.

12

А дальше госпиталь и ждать,
контузию освобождать
из собственного тела.
И только письма от родных,
с которыми и звук утих
нешуточных войны шутих,
и жизнь опять поспела.

13

И снова отдых, снова дым,
и всё же был я молодым
в огне дурных пожаров.
И кашу с салом сладко ел,
и спиртом сердце часто грел,
и не пойму, как уцелел,
и стал сегодня старым.

14

И у меня был командир,
отец солдатам и кумир
военного народа.
Он нас любил и в бой водил,
и немцев за нос обводил,
и не поверишь, находил
в огне – подобье брода!

15

Но что тебе даст мой рассказ?
Вам наплевать на всё сейчас…
Ни правды нет, ни власти.
И каждый тащит миллиард,
себе готовя новый старт,
чтобы урвать пока не стар
оставшиеся части…

16

Да, люди были мы другие
в могучие сороковые…
На всё есть воля Бога.
А вы живите, как хотите,
самих себя не обманите
и человека сохраните
в себе, хотя б немного…

* * *

Земля вращается лишь в сторону добра.
Кто не попал в её вращенье,
тот не постигнет тайнопись пера
и не сочтёт за чудо угощенье.

Земля вращается лишь в сторону добра.
Кто ей попутчик, тем она открыта.
Здесь не игра – Вселенная мудра:
добро не забывает, что забыто.

Земля вращается лишь в сторону добра.
Кто с этим спорит, тот потратит время.
Поторопитесь, ждут седло и стремя,
и шепчет Бог: «Любимые, пора!»

* * *

Если бы жил в Крыму
художник Ван Гог Винсент,
с трубкой во рту, в дыму,
он бы писал Фиолент.

Не как Айвазовский, Шишкин.
Не как Коровин, Грабарь.
Он краски ложил бы лишней
щедро на холст-алтарь.

И были бы скалы наши,
словно пейзажи в Арле.
Всех красочнее и краше,
и скал остальных – шикарней!

Море тёмно-зелёное. Ветерок. Волнение.
Вдали, словно ракушки, белые паруса.
На солнце перегревается фридайверское снаряжение.
Купальщиков и купальщиц – раздетые голоса.

Такое всё херсонесское, близкое и знакомое!
В этот раз погружения не дали и черепка.
Мутно у дна, у поверхности, море как то искомое
в задаче и уравнении, как след на доске мелка.

Кутаемся полотенцами, спасаем от сгара тело.
Болеем айфономанией, снимаем весь день подряд.
Смотрим, как мощная чайка неподалёку села.
И на часы и на небо – попеременный взгляд.

Такое всё свеже-точное, такое всё ароматное!
Этим морским здоровеньким дышал, бы дышал, дышал.
Но где-то в башке мешается движение вспять обратное,
и день, горизонтом меченный, как стайер свет пробежал.

Оставив воспоминания, зелёные впечатления,
оставив в невечной памяти иллюзию бытия.
Такую же непостоянную, как море, его волнения,
такую же постоянную, как городской тротуар.

В кафе подают шоколадную лаву,
лимонный фреш и банановый шейк.
Мы жмём на айфоне плоскую клаву,
ища в информации суть вещей.

Но сбит самолёт, и гибель десанта
транслируется в новостях.
Кому-то больно, кому-то досадно,
а кто-то пляшет на их костях.

Такая странная жизнь человечества:
ни диалога, ни веры, любви.
Только убийства, только увечества,
только триумфы на свежей крови.

* * *

Как телескоп в миры иные,
в историю сквозь толщу лет
орел главами неземными
глядит, венчая постамент.
Как одинокий эполет.

* * *

Я в телескоп Сатурн увидел.
Впервые в жизни. Потрясён.
На фоне волн морских и мидий
Сатурн мой выглядел как сон.

Шли люди мимо телескопа,
не зная где он есть Сатурн.
Родной мой город Севастополь
был весел, ярок, шумен, бурн.

На набережной жизнь искрилась:
огнями, звуками музык.
И Небо нам дарило милость
стихами украшать язык.

* * *

От причала до причала
ходит катер.
Море словно одеяло
или скатерть.

Потому что драпировка —
это волны.
Где Артбухта – остановка,
катер полный.

Равелин по вечерам
будто крейсер.
Раздаётся тут и там
много песен.

Я пройдусь
и подышу
чистейшим морем.
Здравствуй, грусть!
я не спешу
к веселью кролем.

От причала до причала
ходит катер.
геометрии начала —
чертит катет.

По обоим по бортам
ползут медузы —
как прокладка к берегам
гипотенузы.

Чайка зрит на всех людей
в жажде пищи.
И спускается к воде
рыбный хищник.

Продают рахат-лукум
и с инжиром.
А у пушки вызван шум
канониром.

На Хрусталке есть моржи
и зимою.
Кто над пропастью во ржи,
кто – с сумою.

В дельфинарии – дельфин
и тюлени.
У собора исполин,
звали Ленин.

Кто на роликах, а кто —
на скейтборде.
Это брызги и каток
в центре города.

Рисовал и я маяк
прямо с мола.
Это был хороший знак,
также школа.

От причала до причала
Ходит катер.
В Жизни будет всё сначала,
Жизни хватит.

Крупицы счастья
сложи в копилку.
Нижи как жемчуг
на жизни нитку.
И ожерелье,
когда взгрустнётся,
носи на шее
первопроходца.