Александр Стрельников - Стихотворения. Лучшее

Кто-то хижины строил, а кто-то дворцы.
Кто-то рыцарем был, а кто-то поэтом.
Ну, и где они все Мастера и Творцы?
Все лежат в безымянной могиле вот этой.

А луна и волна все им шепчут прибоем
Этих жгучих ветров, что на «розе» стоят.
Кто предателем был, а кто был героем —
Все теперь все равно. Они рядом лежат…

Не смазанные души скрипят на ветру,
Над простором рек реют соловьи,
Снова где-то волки воют на луну.
Строят муравейник люди-муравьи.

Город-муравейник поднимался ввысь,
А над ним парили ангелы и сны.
Загорались окна, освещая жизнь,
Но скрывали шторы светлые мечты.

В подворотнях узких совершалось зло —
Убивали просто за случайный взгляд.
А в больших домах, не думая о том,
Веселились люди и теряли страх.

На церквях кресты плакали о том,
Что вершится зло, что безумен люд.
Вместе с ним в небе горько плакал бог,
А не смазанные души скрипели на ветру.

Перекрестье слов, прикосновенье рук
И тяжкие оковы не сброшенного сна —
Все будет не теперь, когда родился звук,
Который подхватила гитарная струна.
Все будет не теперь, когда ты рядом есть,
Когда твои уста мне шепчут о любви —
Потом. Уснут мгновенья и непосильный крест
Вновь ляжет мне на плечи сиянием луны.
Уйдет любовь, оставив лишь горькую слезу
И где-то пропоют прощальные слова —
Но это все потом. Я чувствую тоску
И растворяюсь в ней, как в радуге волна.

Седьмой месяц года, второй месяц лета
Уходит, дождавшись слепого рассвета.
Уходит – куда и зачем, почему?
И я, с ним прощаясь, прощаю ему
Все горечи дней и осколки ночей,
Стеклянные муки огарков свечей
И старые письма, и холод рассвета…
Седьмой месяц года, второй месяц лета.

И будет день, и будут грезы
Стучать в окно, пытаясь жить.
А в темноте мерцают звезды,
Которых нам не полюбить.
Ты просишь тихо: «Оставайся»,
Хоть чувствуешь, что я уйду.
И замолкаешь. Нет, не кайся,
Но отвечаешь: «Не могу»…
Я остаюсь, но лишь на время,
Всего на несколько минут
И вот рассвет – захлопнув двери,
Я ухожу в свой долгий путь.
Но будет день и будут грезы,
И я вернусь, пытаясь жить.
А в темноте взорвутся звезды,
Которых нам не позабыть.

Радужные краски на стволе березы,
Яркие листочки на ветру шумят
И роняют тихо, не скрывая, слезы,
И о чем-то снова нам не говорят.
Это просто осень – время для печали,
Для депрессий новых, для дождей и слез.
А березы молча плакали, стояли —
Нет причин для смеха нынче у берез.

Ты не смотри в глаза безумному шуту —
Его глаза, как лед, полны чужой тоски
И смех – его талант, подвластен королю,
Но шут не так то прост, как кажется другим.
Так пусть кричат «казнить», пусть дразнят и бранят —
Шут знает, что зачем, и видит их сердца.
И он смеется громко, когда кричат «дурак»,
И будет хохотать, когда пробьет набат
По нам…

Так много приторной отваги
И бесполезной суеты.
И реют над страною флаги,
Но все они, как ночь, черны.
Растает сон, и понимаешь,
Что только боль теперь важна.
И режешь вены, но скучаешь,
А скука жалобно грустна.
Не тратя сил на ярость к многим,
Все обращаешь на себя
И убиваешь судей строгих
По имени Стыд и Душа.
А небо се́ро и безлико,
Как асфальтированный мост.
Проснешься – снова стоны, крики.
Заснешь – и не увидишь звезд.

Мягкий шелковистый свет
Укрывает плечи шалью
И мерцает он в окне
То ли медью, то ли сталью.
А в серебряном дыму,
Что сжигает наши письма,
Кружится твое «люблю»
И над головою виснет…

Я верю в эти расстоянья
И в километре расставанья,
И в сон сгорающей души,
Так быстро гибнущей во лжи.
Моей судьбою – тяжким бредом,
Душой больною, черным снегом
Я верю в эти расстоянья
И в их немыслимые тайны.

Дождь за окном превращается в снег.
Утро ненастно и ненасытно.
Зимние дни продолжают свой бег.
И жизнь пеленой, словно снегом, засыпав,
Скрыта от взгляда сонного глаза,
Молча смеется в спину она —
Лишь эхом в лицо отдаются приказы
И снова приходит эта война.

Глаза, словно птицы, крылья раскинут,
Яростью брызжа из-под ресниц.
Кто-то кричал, что хочет погибнуть,
Кто-то бежал прочь от бойниц,
Кто-то боялся за дочь или сына
Кто-то страдал: «А как там жена»?
Сражаться у каждого были причины,
Но это была чужая война.

И вот миг победы, миг оживленья.
Шапки долой и перекрестись.
Но кто-то не верил уже в избавленье
И тихо стоял возле бойниц.
А дождь превращался то в снег, то обратно
И что-то шептал сквозь времена.
Люди смеялись и пели напрасно —
Снова пришла эта война.

Постучи в окно мне, лето,
Солнцем освети мой облик.
Расскажи о том, что где-то
Кто-то ждет меня и помнит.
И о том, что любят где-то
И печалятся, льют слезы.
Постучи в окно мне, лето,
Веткой тоненькой березы.

Умирая, остаться в живых нелегко.
Но ты умирал, уходил, возвращался.
Лишь солнце, как птица, стучалось в окно
И ветер навеки с тобою прощался.

Ты жил, как во сне – не ведая страх
Пред смертью, но все же боялся ее.
Лишь солнце, мечом возникая над плахой,
Прощалось с тобой и стучалось в окно.

Ты вновь возвращался. Зачем и откуда?
Но ты возвращался и жил, и любил.
А солнце смеялось тебе белозубо
И ветер с тобой свое небо делил.

Как странно смотреть отстраненно на пламя,
На стрелки часов, на телеэкран
И чувствовать время, его узнавая
По звуку шагов, по старинным часам.

Как странно смеяться над шутками стрелок —
Проходит минута, а думаешь час.
Взирать на бумагу белую смело
С обрывками чьих-то бессмысленных фраз.

Как странно увидеть в безоблачном небе
Тень катастрофы родившей наш мир.
Выпить таблетку – забыться во сне бы.
Но не понять, что такое любить.

Растворенное в небе лазурно-глубоком,
Потаенное в мыслях пустых, одиноких,
Непонятное в близком или далеком
И во взглядах укрытое злобно-жестоких.