Александр Лынник - Мой Гамлет. Стихи, проза

Разрыв – трава под ветром тихо клонится,
Перед зарёй дождём прибило свей,
Ничто не может отогнать бессонницу,
От влажных глаз солдатских матерей…

Матерый был крут, чтил законы тайги,
О падаль не пачкал стальные клыки,
Что с того, что с того…
«Лохматый» взлетел, раскрутивши винты,
И «белая кость» повзводила курки
На него, на него…

Волк чтил закон, но вскинут ствол,
Очередь, кровь, как рябина на снег.
И не уйти стае в степи,
И бесполезен, и жалок их бег.

Там волка продали «друзья» егеря,
А здесь сдали совесть, в купюры хрустя,
И зазря пули пьет ребятня.
Опять АКМ раскален добела,
Трассирует рифму «Чечня» и «резня»
Для тебя и меня.

Бал правит ствол, вздернут закон,
Души невинных сжигает напалм,
И рвется фугас, и в «Норд-Ост» – газ,
Тем, кто не шел, не хотел и не знал.

Как этих волков, «власть» сдала пацана,
С экрана он смотрит на мать и отца,
Под ножом подлеца.
Палач, не спеша, его тело строгал,
И матерным русским оформив оскал,
Прохрипел: «Аллах акбар».

Бал правит ствол, вздернут закон
Кровная месть ослепила глаза,
Мальчик Чечни, детство в крови,
Взорванный двор, голод и лагеря.

Слезы льет храм, стонет Коран,
Бог и Аллах им кричат: «НЕ УБЕЙ!»
Кровь пьет Земля, водку пьют егеря,
Так превращаются люди в зверей…

Он бежал – для кого, для чего?
Кто его придержал бы на миг,
И спросил: «Это стоит того,
Чтоб за это отдать свою жизнь?»

Он бежал – для кого, для чего?
Не затем же, чтоб кто-то сказал:
«Я – последний, кто видел его,
Его снайпер сразил наповал».

Он бежал – для кого, для чего?
Что за рок его в угол загнал?
Скажут коротко: «Не повезло», —
И глотком опрокинут стакан.

Он бежал, прорывая засаду,
Перед этой бедой одинок,
Ну, а мать получила в награду,
Вместо сына – казённый листок…

Свинец сбил с ног, ниспосланный судьбой,
Покинувший стволов резные норы.
Он встать не смог – и земляной волной
Обрушились на грудь чужие горы.
Он не узнает, кем оборван путь,
По чьей вине разменной стал монетой.
Глоток огня – жизнь разлилась, как ртуть.
И не собрать по скалам капли эти…

Ветеранам когда-то пророчили:
«Скоро сгинет понятие «очередь»,
Ну, а далее шло многоточие…

Только зряшно умы им морочили,
Они снова вставали в очередь,
Монолитной стеной скособоченной.
Сыны Родины, Родины дочери.

А они шли на смерть между прочим,
Автоматная резала очередь их,
Под Нарвой, Москвой и Сочи,
Седину раздавая клочьями.

Ветеранам когда-то пророчили:
«Скоро сгинет понятие «очередь»,
Точки нет, по сей день многоточие…

Глупость живет среди нас, среди нас живет хамство,
Подлость, жестокость, цинизм, шантаж, наговор,
И восседает на лаврах империи страха
Каин безумного века по кличке «Террор».

Он не поднимется в рост там, где пахнет расплатой,
Там, где с другой стороны передёрнут затвор.
Снята чека, под ногами ребёнка – граната,
Всё это: Каин безумного века по кличке «Террор».

Грязные деньги невинных выводят на плаху,
И хладнокровно палач опускает топор.
Так восседает на лаврах в империи страха
Каин безумного века по кличке «Террор».

Поздно молиться, когда твою душу продали,
Все оправданья тебе обернутся в укор,
Просто тебя и меня втопчет в грязь сапогами
Каин безумного века по кличке «Террор».

Что-то не так, из инферно торчит спинка трона.
Дьявол, собравшись на бал, ангажировал тьму.
Кто же объявит террор вне суда и закона?
Сколько еще нужно жертв, чтоб сказать «НЕТ» ему?

В плену плохой игры,
Тебя ждёт страшный сон,
Ведущим – будешь ты,
Ведомым – будет он.
Как долго вам идти,
Неясно до конца,
За выход из игры,
Не названа цена.

Когда придёт дня звон,
И сгинут ваши сны,
Ведущим – станет он,
Ведомым – будешь ты.
Как долго вам идти,
Неясно до конца,
За выход из игры,
Не названа цена.

На стыке дня и тьмы,
Ещё игрок придет,
За выход из игры,
Он цену назовёт…

Да! Это битва!
На лезвии бритвы…

Тьма наступает, но день будет светел,
После жары – жди дожди.
Кайф через край – жди беды.

Порцию зла породит добродетель.
Розы одеты в шипы,
Мир сладок после войны.

Хлеба и зрелищ просили вельможи,
Но гибнет и царь, и холоп,
Всех ожидает потоп.

Я у черты, путь назад невозможен,
Мир мой и груб, и жесток,
Я преступаю порог.

Ветер по миру любой грех развеет,
Совесть утонет в вине,
Слава любая в цене…

Зависть готовила яд Амадею,
И палача знают все,
Хоть он пылает в огне…

Пять футов до борта: кричи, не кричи,
Оскалены зубы, ножи и мечи.
Вверху жарит солнце, внизу ждёт жратвы
Всеядная пасть глубины.

Быть может, удача пополнит сундук,
За долю в добыче не всё сходит с рук,
За трусость – на рею, заслуги не в счёт,
Кто знает, кому повезёт…

Ад под небом!
В крови такелаж!
Абордаж!

Невинный, запомни: здесь честь не в чести,
Пирату лишь море отпустит грехи.
Смешно и нелепо брать пулю в живот,
Неведомо знать, чей черёд!

Кто душу заложит по сходной цене?
Гораздо дороже душа на ноже,
За грань бриллианта ничто – жизнь врага,
Кто знает, и может быть, даже своя…

Ад под небом!
В крови такелаж!
Абордаж!

Я – фрегат, мои мачты глядят в небеса,
Ветер дует в тугие мои паруса,
Правым галсом иду на крутую волну,
Ни за что, никогда не пойду я ко дну.

А шпангоуты песню родную скрипят,
Брызги, словно янтарь, на канаты летят,
Чёрный флаг, а на нем белый грозный костяк,
Жизнь и смерть вечно рядом, но это пустяк.

Мне знаком абордаж, штиль и каверзный шторм,
В моих трюмах, как кровь, в бочках плещется ром,
Сотни раз за фальшбортом кричали: «Спаси!»
Но пощады не будет, её не проси.

Вот форштевень, как флюгер, мне курс указал,
А до шхуны пять миль, и в ходу уже фал,
Кливер бьётся – молись от души, капеллан,
Знает дело прилично своё капитан.