Александр Лынник - Мой Гамлет. Стихи, проза

Сколько там человек на сундук мертвеца?
«Йо-хо-хо!» – и веселью не будет конца,
Снова палуба золотом будет гореть,
А за борт чьим-то жизням к акулам лететь.

Галеоны! Вы кормите нас, дураки,
Ваше золото в наши летит сундуки,
Словно румпель сверкает на солнце оно,
А над палубой снова гремит: «Йо-хо-хо!»

Питер Блад, капитан, благородный пират,
Закричал: «Абордаж!». Крюки за борт летят,
Все смешалось вокруг, лязг ножа, пули свист,
Запах пороха в угол забил трюмных крыс.

Я – фрегат! Мне команда моя по душе,
Весь до киля пропитан я кровью уже,
Режу я океан, я – морская краса,
ВЕТЕР ДУЕТ В ТУГИЕ МОИ ПАРУСА!

Туч обветшалых плед
Свет проточил еле-еле,
Красится парапет
Сумрачным цветом тени.

Утренний ветер жжёт,
Кутая в столы и тоги,
Амфитеатр ждёт —
Скоро рассядутся «боги».

Арена вот-вот проснётся —
Кровь на песок прольётся,
И повлекут тела
Ржавым крюком багра.
Рукоплещите, скоро
Толпу опьянят их стоны…

Один – с трезубцем и сеткой,
Другой – с мечом и щитом,
Два зверя взбесились в клетке —
И это, увы, не сон.

Ага! Одного задело,
Кровь хлынула по спине,
Исчезла черта, где звери —
Внутри клетки или вне.

Император приносит жертвы,
Исполняя толпы каприз,
Палец вверх – это крайне редко,
А, как правило, только вниз.

Всех пьянит крик души последний
И отточенной стали звон,
И неважно, кто будет первый,
Лишь бы корчился в муках он.

Сверху подали знак: «Довольно!»
В ожидание другие бои,
И трезубец готов впиться в горло
Под неистовый вопль толпы.

Жизнь для брата просил гладиатор,
Только смерти желал Колизей,
Вот он – римский амфитеатр,
Развлечения для нелюдей.

Арена уже до отказа забита,
С минуты в минуту начнется коррида,
Тебе б только выжить иль сгинуть без боли,
А тем, наверху, – зрелищ и крови.

За это уплачено ими сполна,
Тореро, глотни на удачу вина,
Забудь, что есть страх и что жизнь лишь одна,
Там чувства некстати, там им грош цена.

Твёрже шаг, матадор,
Что нам жизнь – блеф и вздор,
Только риск – враг и друг,
Он почётный и траурный круг.
Красный плащ,
Крик толпы,
Миг – и всё позади.
Как огонь вдалеке,
Кровь горит на песке.

Измотанный бык обезумел от злости,
Один только промах – и всё позади,
Но взгляд его мутный скользнул из-под век,
И вдруг показалось, что он – человек.

Как выдержать взгляд этот, как устоять,
Но жертвой обязан один кто-то стать,
Смелей, матадор, здесь для чувств места нет,
Будь проклят кровавый безжалостный цвет!

Твёрже шаг, матадор,
Что нам жизнь – блеф и вздор,
Только риск – враг и друг,
Он почётный, и траурный круг.
Красный плащ,
Крик толпы,
Миг – и все позади.
Как огонь вдалеке,
Кровь горит на песке.

Чёрное поле и нету цветов,
Только ковыль и ветер,
Долго бродил я по этому полю,
Но никого не встретил.
Лунной дорожкой пошёл не спеша,
Выпь тянет «У…у» занудно,
Чёрные волны тащит река
И на душе паскудно.

Прямо с обрыва чёрной реки,
Крикнул себе: «Лети!»
Но не сумел, налились свинцом
Чёрные крылья судьбы.
Этот ли сон, которого ждал,
В нём нет и толики света,
Светлые крылья себе загадал,
А выросли чёрного цвета…

В степи гонят стаю не гончие псы,
Ревут снегоходы, рвут небо винты.
Овраг далеко, не садится туман,
И не помогает волкам Джезказган.

Облава вождями взятА под контроль,
В стволах не картечь и не дробь номер ноль,
Моторы ревут наверху и с боков,
На этой охоте нет красных флажков.

Летит стая тая, как лёд под огнем,
Степная комета с кровавым хвостом,
И только вожак не свернёт ни за что,
Ведь те, позади, верят только в него.

С небес снегопад, свинцепад от вояк
В последнем прыжке принял в тело вожак,
Застыли винты, по сто грамм, егерям
И только лишь ветер провыл: «Джезгазган…»

Инструктор мой – пилот крутой,
Он с небом венчанный судьбой,
Он носит имя Санина Серёги.
Спокоен с ним любой полёт,
С ним, как в ковчеге в бездне вод,
Вернее, как за пазухой у Бога.

И он летать меня учил,
А я мозгами тормозил
И самолёт в пике валил на крене влево.
С ним понял я – кто я таков,
И что, увы, без матюгов
Ещё никто не отыскал дорогу в небо.

Я с ним летал, проблем не знал,
Чуть что не так – он ручку брал
И был момент, я спасовал, а он сначала.
Переводил «Бекас» в пике,
И материл на вираже,
Но вдруг сказал – лети один, пора настала…

Фонарь закрыт, Серёги нет,
Я с самолётом «тет-а-тет».
И зубы отбивают степ, набухли вены.
В судьбу поверив в первый раз,
Я двинул РУД на полный газ,
И в этот миг пилот вселился в мои гены.

Уходит из-под ног земля,
Теперь не посадить, нельзя!
Стоп-кран не дёрнет наверху кондуктор.
Лечу по кругу, драйв в крови,
А там, у взлётной полосы
Свои круги, куря, наматывал инструктор.

Я думал, что легко летать,
Ну, как два пальца… об асфальт,
Но оказалось всё не так под облаками.
В груди мотор чечётку бьёт
И страх все мысли в клочья рвёт,
Оставив лишь одну – о милой маме…

И вот уж рядом полоса,
Но высота, увы, не та,
Повторным кругом я хлещу себя по роже.
Хлещу по гадам всех мастей,
По мнимой гордости своей,
Здесь, в небе, гордость ни при чём,
Здесь жизнь дороже.

Взбесился ветер, как назло.
Болтанка мучает крыло,
И изнывает всё нутро от напряженья.
И понял я, что небо – труд,
И скоротечен в небе суд,
На нём не будет даже капли снисхождения.

Вот и четвёртый разворот
– Пора сажать, инструктор ждёт,
Ему досталась очень трудная задача.
Что может сделать он внизу?
И всё в моих руках вверху,
И я, конечно, посажу, а как иначе…