Инна Фидянина-Зубкова - Дирижабль марципиланина. Поэзия о космосе, романтиках и писателях

Спи, никуда ты не хочешь.
Слышишь, как ветер хохочет.
И Вельзевул нежелательный,
он ищет людей мечтательных:
– Вздыхаешь, со мной полетели.
На другие планеты хотели
воевать и хлестать винище?
В общем, туда где ты лишний!

Звёзды – это Мы, наши души.
Ты о душах наших послушай.

Если звёздочки загораются,
то им ничего не прощается:
не разрешается гореть и взрываться.
Но мы будем, будем стараться!

Ведь Звёзды назло загораются
и вопреки взрываются,
а от бурь их становятся ярче,
ярче, ярче и жарче!

Горите, Звёзды, пока кому-то не спится.
Вы видели звёздные лица?
Они не стираемы!
И несгораемым
светом просверлены звёздные души:
– Мы сияем и нам не скучно!

«Пролетая над планетой Земля,
никогда не падай на землю —
совсем плохая она.
Там землянище самый древний
с мечом на тебя ходил!
А теперь пойдут и оралом.
Не ходи ты к ним, погоди —
тебя им ещё не хватало!»

* * *
Пролетая над планетой Земля,
я каждый раз опускалась:
– Какая плохая она! —
но я меч брала, не сдавалась.

И с окровавленным тем мечом
вновь пронзённой лежала.
Улетала с земли. Потом
снова к Земле бежала!

«Не лети ты к Земле, не лети,
беги куда-нибудь мимо!»

– Мама, милая, там не моё,
но я на неё ходила!

Смотрят на нас Небожители —
чёрного неба жители,
девок разгульных любители,
Небожители – любители пива,
а ещё покушать красиво.

Правильно жить Небожителям
не позволили их Долгожители.
Долгожители долго жили
и пресыщены всем, даже пивом.

Вот и учат жить Долгожители,
извращаясь, своих Небожителей:
если секс, то с каким-нибудь выворотом;
а пиво с таким оборотом!

* * *
Я смотрю глазами печальными
на то, как в самом начале
были чисты Небожители,
без стариков Долгожителей.

Ах, милые Небожители,
долго жить не спешите вы!
Портят вас, портят столетия,
длинные тысячелетия
накладывают печать:

легко Долгожителю врать,
легко Долгожителю сквернословить,
потому как с душою проспореной
ложится он вечером спать.

* * *

В небо гляди, там жители,
небес и земель ценители,
лепят свои судьбины,
и взглядом очень старинным
смотрят, смотрят на нас.
У них есть для тебя рассказ!

Какая звёздная сила
тебя по планетам носила?

Тёмная я девушка, тёмная,
не дождалась тебя, не вспомнила,
сама по планетам плясала
да писала, писала, писала:
стихи строчила и песни —
так плясать было интересней.

А потом всё как будто в тумане,
в голове постоянно мелькала
какая-то жизнь моя прошлая,
вроде, совсем и не сложная —
с парнем необыкновенно красивым,
может быть, даже любимым.

Светлая я девушка, светлая,
но на зов твой в ночи не ответила,
потому что так и не вспомнила
с кем в прошлой жизни я умерла.

Стоя на краешке неба,
вниз нам смотреть не треба:
внизу непотребные войны.
Довольно, довольно, довольно!

Всё надоело, мы полетели!
А полетев, обомлели:
и средь звёзд кругом одни войны.
Как больно, как больно, как больно!

А мы, сеятели добра,
сыпем, сыпем добро. Но до дна
досыпать не можем —
достать до дна слишком сложно.

Но однажды сложатся наши усилия
в какую-то силу всесильную
и нам покорится небо!

А Землю трогать не треба:
нельзя непотребное трогать руками
(так и скажи, сынок, маме)!

Каждый раз улетая из этого мира,
я сама себе говорила:
не вернусь, не вернусь, не… Вернулась!
А вернувшись, сразу проснулась.
И проснувшись, не испугалась,
потому что за жизнь не держалась.

Не держусь, не держусь. Удержалась!
На лета, на лета, налеталась!
Устала, что нет уже силы
на мир смотреть ваш красивый:
где реки, моря и войны.
Неужели одной мне больно?

(Звёзды – это наши глаза.
О звёздных глазах послушай.)

Вечерами поздними, поздними
никогда не спорьте со звёздами.
Звёзды на небе и высоко,
а вы на земле и глубоко,
глубоко заблуждаетесь.

А после грехов не каетесь.
Не каетесь, а смеётесь
и дерётесь, дерётесь, дерётесь!

Никогда не перечьте звёздам.
Не перечить – это непросто.
Просто вглядитесь в мои глаза,
в них одна и вторая звезда.

Левая звезда – это совесть,
правая – жизни повесть,
повесть всех повестей,
всех жизней земных. Красивей
нет звёзд и не будет на свете,
только эти, эти и эти…

Те великие города,
что вам и не снились,
клубочком маленьким вились
в бреши мироздания —
от здания к зданию.

Почва на них была устлана
рукотворною взвесью.
И если взвесь эту взвесить,
то каждая, как планида!

Двери в дворцах открыты,
печальные ходят люди,
вся жизнь их на блюде —
на блюде камней и металла.

Их дети, когда вырастали,
то каждый сам себе строил город:
глыба, дворец и холод —
душевная некликуха.

А старики со старухами,
умирая, в пропасть бросались.
Вы их тела не видали,
летящие тёмной ночью?
«Метеоритной точью»
учёные их называли.