Александр Беляев - Вторая половина. Стихи

Помнишь из детства света пургу?
Мальчик и девочка на берегу,
Личико-облачко, ручка узка,
Пальчики лепят дом из песка.
Еле приметен памяти след…
Я тебя знаю тысячу лет.
Или не этот полуовал
Прутиком вереска я рисовал?
Разве не этого платьица снег
Как дуновение вился во сне?
Разве не этот валдайский звонок
Слышал, а утром вспомнить не мог.
Лик, проступивший в теплой золе,
Я тебя знаю тысячу лет.
Здравствуй, ну как там сны без меня?
Домик построен? Дюны звенят?

Мальчик придуманный, я не спала,
Просто от скуки сказку сплела:
В ней жили-были он и она
Где-то у моря, в городе сна…
Каждое утро краски зари
Так осязаемы, хочешь – бери,
Каждое утро мой силуэт
Ввысь уносился встретить рассвет.
Чтобы в бушующий пламенем час
Видеть небесного света экстаз,
Чтоб в окруженье горланящих стай
Струны светила ласкали уста.
Днем же являлся занятный сюжет
Солнечных зайчиков, льющих рассвет —
Люди дивились на этот пейзаж —
В небе – искусный зари татуаж.
…………………………………………………….
Ты не парил над юдолью земной
Ты обмывался чистой волной
И оставлял вдалеке берега,
Чтоб для меня нанизать жемчуга.
Как отыскать тебя? Город не мал.
Я не ныряла, а ты не летал,
Не о тебе ли ветры звенят:
– Мальчик, что плавать научит меня».
Не обо мне ли в детской мольбе:
«Та, что подарит крылья тебе».
………………………………………………….
Так и встречали света пургу
Мальчик и девочка на берегу.

Осень. Две прозрачные личины
На прохладной хрупкости стекла.
Нежность поседевшего мужчины,
Ласковая оторопь тепла,
Где в туманы кутая восходы,
Высветлив деревьев купола,
Вековая женственность природы
В тишь погоста души увлекла.

Где-то в давнем сне, цветном и звонком,
И моя, уставшая, сейчас
Бродит заблудившимся ребенком,
Думая о худеньких плечах.
Уж не знаю, плакать или плавить
Сердца воск на капище зари,
Или звать в трепещущую замять
Канувшие в лету сентябри?
И нестись в грядущие потери,
В шелесте листов календаря,
Веруя, что запертые двери
Отворит дыханье сентября.

Полдекабря в унылой наготе,
Полдекабря просроченная осень
И снег сегодня только лишь затем,
Чтоб замереть в мучительном вопросе.

Все рушится – и к смене бытия
Нет интереса на усталых лицах,
Лишь злобы и беспомощности яд,
Как будто в двери ломится убийца.

Забыта вера в чудо Рождества,
(Впервые мысль – переживем ли зиму?)
И как Иван, не помнящий родства,
Блуждаю по пустому магазину.

И тает невостребованный снег,
И спит канкан обиженной метели,
И неуместны сказки при луне
О приключеньях новогодней ели.

Осень зиме протянула ладони.
Рукопожатие. Гулко и сухо.
Рыжая лошадь в белесой попоне.
Чуткий радар обостренного слуха:
Те ли каменья в алмазной короне?
Тот ли альков из лебяжьего пуха?
Сборы кончаются. Все ли успели?
Что упустили, сработали плохо?
И, спохватившись, траву отогрели.
Дымный хлопок облегченного вздоха.
Гость обещал принести акварели…
Масла мазки опадают по крохам…

Словно не быль – ожидание были,
Легкий озноб в предвкушении действа
Не оправдался – и краски остыли.
Знаю – не мне уготовано бегство,
Так повелось, не на то осудили
……………………………………………………………
Первый снежок из далекого детства…

Господь оделся запахом жасмина
И глаз коснулся трепетаньем утра,
Как будто сна густая паутина
И пробужденья муторная пудра
Сменилась ощущеньем растворенья
В невыразимой радости живого,
Где посвящают в таинства деревья
И дарит даль пустынная дорога.

Как будто перевернута страница
Обид и осмыслений дня былого,
Когда на мрачных и усталых лицах
Читаешь знак Всевидящего Бога.

…И сны смотреть, как бабочек ловить,
И выпорхнуть в растрепанные будни,
Где снег скрипуч, как струны половиц.

Крещенским колким воздухом запить
Горчинку тех, чьи лица непробудны
И взоры не живей вязальных спиц.

В нахохленную важность зимних птиц
Вглядеться всей контрастностью полудня
И призраков дыханием лепить.

А в сумерки печаль свою излить
В громаду застывающего студня,
В безмолвие мерцающих крупиц.

Сюжет одной из множества страниц,
Души напев, угаданный подспудно
В расположенье шариков синиц…

Который всуе услышать так трудно!

Март, словно детский поцелуй,
Где чувство зрелое не близко.
Прикосновение к челу,
Влюбленной школьницы записка.

Я каждый год его ловлю
Своей затейливой строкою,
Но трудно вымолвить «люблю»
Неравнодушною рукою.

Я каждый год его леплю
Из глыбы мертвенного снега,
Святою влагою кроплю
И выпускаю в просинь неба.

И, как творец-Пигмалион,
Узнав в ожившей Галатею,
Стою на стыке двух времен
И слова вымолвить не смею:

Так сладок утренний твой сон,
Так дышишь ровно и глубоко,
Так воздух в комнате студен,
Что разбудить тебя жестоко.

Осыпается яблоня,
Как с картона Чюрлениса
Осыпается темпера.

Ткань цветенья расслаблена,
Чаша грез переполнена
Снегом майского вечера.

Дальше будет медвяное,
Разноцветно-ликерное,
Матеоллово-мятное.

Но утратится главное,
Недосказанно-вешнее,
Запредельно-невнятное.

Мои зеленые тоннели,
Мои трепещущие храмы —
О чем-то вымолвить не смели,
Хоть были в том безмерно правы.

Незримо следуя за мною
В потоке шелестящей ласки
Вы облекались в неземное
И сумрак становился вязким.

И нисходило в травы небо
По мановенью ваших веток,
Переливаясь лунным снегом
И вея сумеречным светом.

И уступали звуки полдня
Господству шорохов и токов,
Где фиолетовая сводня
Следила любопытным оком
За действом колдовского мира,
За танцем пепельных адептов
Как будто ближняя сефира
Плыла ладьей в листву одетой.

В предзимье падал свет белесоватый.
Холодное туманное светило
Разбрасывало клочья серой ваты
И по счетам оставшимся платило.