Елена Картунова - Лунные письма. Сборник стихов и маленьких сказок

Врезались в город. Знакомые крыши.
Ну, наконец… Впрочем, чуточку жаль.

Какое счастье – снег пошел!
Отважно тая в томных лужах
и твердо веруя, что нужен,
он вниз летел со всей душой,
клочками, как в последний раз.

Но некто сверху передумал.
Закрылись облачные трюмы,
и неисчерпанный запас
поплыл неведомо куда.

Сияет солнце, как в апреле,
очередной раз на неделе,
и блещет радостно вода.

Трава нахальная не спит.
Качает ветви теплый ветер.
В грязи застряв, зима в карете
считает времени лимит.

Она загадочно-хитра и водит за нос
тебя, меня, других, таких же, как и мы,
любовно гладящих нетронутые сани
и ожидающих подарков от зимы
(вдруг разговеется на праздник ненароком
весельем горок и садами на стекле).
Глядится в лужу, поправляя легкий локон
зима-обманщица, с глазами, как елей,
в тончайшем платье из разорванных туманов.
Не интересно ей внизу. Она живет
в ущельях гор, крутя беспечные романы
с морозным ветром, где дырявят небосвод
вершины с белыми «овечками» на склонах.
Отары пышные ползут среди стволов
колючих стражей, наполняя отрешенно
тенями мрака ледниковое стекло.

Там солнце вяжет иней острыми лучами.
Под хрусталем искрятся сонные ручьи.
Зима другая здесь. Объятьями встречает
гостей, вручая от себя самой ключи.

Пойдем со мной в прозрачность неба.
Прохладой пышных облаков
накроем плечи. В царстве Феба
летать божественно легко.

В объятьях нежной эйфории
на крыльях света и ветров,
мы отдадим себя стихии
в чертогах сказочных миров.

Рисуя новые рассветы,
раскрасим жизнь в любимый цвет.
Напишем светлые сонеты
для зачарованных планет.

Когда вернемся, нам приснится
волшебный танец в небесах,
где мы с тобой, как две жар-птицы,
кружась, забыли о часах.

Бежать! Подальше от любви,
в глухой, забытый край Вселенной,
в уединенье половин,
где каждый сам в себе, один,
в объятья думы сокровенной.
Туда, где жухлая листва,
где тишиной болеет осень.
Там прояснится голова,
родятся умные слова.
Там в омут счастья не заносит.

Забыться. Спрятаться. Залечь.
Закрыться в раковину плотно.
Держа в руках холодный меч,
тоску безжалостно отсечь.
Осесть на дно бесповоротно…

***
Душа спокойствием полна.
По венам кровь бежит степенно.
И смотрит искоса весна.
Меж нами крепкая стена,
накаты чувств сползают пеной…

Но иногда лазутчик-грусть
находит брешь в ограде прочной.
И захлебнется вздохом грудь.
Засеребрится яркий путь.
Весна ворвется плотью сочной.

И наземь рухнут небеса.
Земля взовьется легким пухом.
Запретов жестких пояса
спадут. И чувство, как лиса,
проникнет в сердце рыжим духом…

***
Бежать! Бежать на край земли.
Любовь дотла сжигает разум.
Стоят печально на мели
прекрасных странствий корабли…
и ждут желанного приказа.

Она любила так, что плакал Ангел,
боявшийся видение спугнуть.
Дал перья подопечной и бумагу,
наладил арфе каждую струну.

Ее любовь и нянчил, и баюкал,
кормил из детской ложечки мечтой,
водил через препятствия за руку.
Любовь росла и выросла святой,
воспетая добротными стихами,
влюбленная, как ангел, в чистоту,
к земному по наивности глухая,
танцующая рифмой по листу.
Ее предмет – едва-едва оформлен, —
осваивает райские миры.

Но Ангел результатами доволен:
«Храни любовь и не благодари».

Жаль, корень у любви нежданно высох.
Любовь зачахла. Ангел у плеча
оплакивал несбывшиеся выси,
молясь истоку жизненных начал.

Но та, что человек, все так же пишет,
пытаясь пламя скудное разжечь.
Уволенный Хранитель спит на крыше
расстройства в бесконечность этажей.

Развеять бы пеплом по свету душевную боль.
Возможно, когда-то залечатся старые раны.
Давай-ка, волчара, затянем дуэтом с тобой,
укрывшись от города в чреве лесного тумана.
Споем о красивой любви и волшебных мечтах,
потом о несбывшимся
(ближе с которым не стали).
Прости, я всплакну, мне без слез
этой ночью никак.
И ноет душа, и в смятении звездные дали.

Прижмешься к ногам.
Будет грозно темнеть небосклон.
Устало опустишь глаза и вздохнешь терпеливо.
Потом запоешь, разгоняя полуночный сон,
а я подпою, как умею, вздыхая тоскливо.

Сочувствуя грусти, промчатся по кронам ветра.
Обрушится небо дождем в полыхании молний.
И вырвется боль из души, и уйдет во вчера.
Послушный покой
серой грустью пустоты заполнит.
И краски сойдут, и отступит в досаде огонь
того, что пьянило, сбивая летящим потоком.
Уснет непокой.
Ты доверчиво ткнешься в ладонь.
А утро погасит рассветом янтарное око.

Я знаю, что однажды будет это:
в пахучие просторы разнотравья,
в края, где отдыхает в неге лето,
а небо в нежно-радужной оправе,
ворвусь на быстроногой кобылице,
сходя с ума от солнечных объятий…
Мне скачка эта каждой ночью снится.
А я сама – в красивом белом платье.

«Любимая, спи» ты мне пел под гитару.
Мелькали видения в пляске костра.
Пророчили нам быть счастливейшей парой.
«Любимая, спи» ты мне пел под гитару.
Но чувства сгорели в нелепом пожаре,
в костре, что держался почти до утра…
«Любимая, спи» – ты мне пел под гитару.
Мелькали видения в пляске костра.

Мелькали видения в пляске костра.
Я к чувствам прильнула твоим осторожно.
А рядом чернел назревающий крах.
Мелькали видения в пляске костра.
Как будто недавно, как будто вчера —
та боль, разорвавшая сердце безбожно…
Мелькали видения в пляске костра.
Я к чувствам прильнула твоим осторожно.

Я к чувствам прильнула твоим осторожно.
А в душу запали простые слова:
«Любимая, спи…». В них светилась надежность…
Я к чувствам прильнула твоим осторожно
когда-то в наивном и радостном прошлом.
У нас закружилась от звезд голова…
Я к чувствам прильнула твоим осторожно.
А в душу запали простые слова.

Мне в душу запали простые слова
и слепком хрустальным остались навечно.
Под пальцами чуть холодила трава…
Мне в душу запали простые слова…
И пусть серенада любви не нова,
светла и чиста, хоть порой быстротечна,
мне в душу запали простые слова
и слепком хрустальным остались навечно.
«Любимая, спи…