Илья Стефанов - Золотой ларец. Повесть рыбака Маруфа

И проходили сотни лет надо мной,
Но запаздывало освобожденье.
В сильном гневе-отчаяньи, злой
Я изменил решенье.
И недавно, сто лет назад,
(Ты решенью будешь не рад!)
Я сказал: Чем я дольше подобен нулю,
Тем меньше к спасителю снисхождения.
Я господина-спасителя раздавлю,
Достигнув полного освобождения!
Мне решиться на это не трудно:
Несправедливость есть в каждом подспудно.
Её проявляет полный силы,
Её скрывает слабый, трусливый».

Поджилками я задрожал,
Прослушав ифрита бред.
И, руки воздев к небесам,
Я закричал в ответ:
«Ифрит, не губи меня!
Господь даст власть над тобой
Тому, кто погубит тебя!
Поплатишься ты головой!
Ведь всякий злодей с другим
Вскоре вступает в спор.
А над десницей любой
Творец наш свою простёр!
Как мог я спасти тебя
Раньше на сотню лет?
В то время рыбачил здесь
Не я, а мой пра-пра-дед!»
Ифрит загремел: «Пра-пра-…
Рыбачил здесь как раз!?
Сейчас я ему отомщу
За то, что меня он не спас!»
Он поднял ногу, и вот —
Грозит мне его пята.
Вой-крик исказил мой рот,
И – кончилась сна маята!

В себя приходила душа.
Теплела слеза в глазах.
И радость жить и дышать
Во мне заменяла страх.
С усмешкой я размышлял:
Чуть-чуть затянись мой сон,
И я испытал бы тотчас
В жизни последний урон!
Я вновь присел на песок,
Жизнь и судьбу кляня,
О горе! Даже во сне
Напасти терзают меня!

Проснувшись, я долго сидел,
всю жизнь, явь и сны, кляня.
И вдруг, как огнём обожгло, —
жена ждёт с уловом меня!
Схватив, стал я сеть бросать.
Трудился в поту целый день,
Но ничего не поймал!
(Не в счёт ведь рогатый пень).
Меж тем закончился день,
и я поплёлся домой.
Жёг-угнетал меня
ужас перед женой.
Добыча ко мне не пришла
стечением тайных судеб.
Мне не за что было купить
даже насущный хлеб.

Смущённый делами дня,
по рынку я шёл, и вдруг
Знакомый торговец кричит:
«Чем ты расстроен, Маруф?»
О всех событиях дня
я рассказал ему —
Про рыбу, ужасный сон
и про свою Фатиму.
Он засмеялся в ответ:
«С тобой не будет беды!
Я в долг дам лепёшку тебе
и дам на ужин еды.
Только, Маруф, у меня
пчелиный кончился мёд.
Но есть тростниковый. На вкус
он за пчелиный сойдёт!»
И дал тот торговец сыр,
мёд и лепёшку мне,
И, подбодрив, он сказал:
«Ступай к своей жене.
А будешь мне должен ты
пятнадцать полушек за всё.
А эту полушку возьми,
на баню истратишь её.
И будет отсрочка тебе
день, два или несколько дней —
Я знаю, удачи редки
в работе нелёгкой твоей».

И я как мог горячо
торговца благодарил.
С залеченным сердцем я шёл
и повторял-говорил:
«Слава Тебе, Господь!
Великодушен Ты,
Коль наделяешь нас,
бывает, и сверх мечты!»

И вот я пришёл домой,
а на пороге – жена.
«Принёс ты лепёшку мне?»
Подав, я сказал ей: «На!»
Фатима лепёшку взяла,
тут же сунула в рот
И закричала тотчас:
«Но здесь тростниковый мёд!
Я же сказала тебе,
пчелиного мёда хочу!
Ну, ты дождёшься, Маруф,
за всё я тебе отплачу!»
Чувствую, сердце в огне,
но я спокойно сказал:
«Эту лепёшку мне
в долг мой товарищ дал!»
Тут как взгневится она!
«Глупейший из подлецов!»
И вдруг, лепёшку схватив,
швырнула мне прямо в лицо.
И продолжала, крича:
«Иди другую добудь!»
Затем, взбесившись совсем,
схватила меня за грудь.
И я ощутил на себе
всю тяжесть её кулаков.
Она раскровила мне
губы о твердь зубов.
И у меня изо рта
кровь по груди потекла.
Тут понял я: в доме моём
кончились жизни дела.
В сильный гнев я пришёл,
сжалась в кулак рука…
Я, кажется, стукнул жену…
по голове… слегка.

Затем я покинул дом.
Бежать мне хотелось прочь!
Я вышел за город, хотя
уже наступала ночь.
Пусть ночь! Я домой не вернусь.
Мосты к нему сожжены.
Отныне, увы! у меня
ни дома нет, ни жены.
А сердце теснилось в груди,
и слёзы текли из-под век.
О господи! Есть ли где
несчастней меня человек?

В развалинах старых домов,
вздремнув, переждал я тьму,
А утром дальше пошёл,
с тех пор я не видел Фатиму.
С тех пор моим домом был
полей и пустынь простор.
И стал я большим знатоком
слов ветра и говора гор.
Ходил я, бродил по земле,
и разных видел людей,
Я много узнал про жизнь
бродяг, купцов и царей.
И если рассказы мои
собрать, записать и сшить,
Они назиданиями
людям могли бы служить.

Неприкаян в даль-дороге человек —
Не устроен его отдых и ночлег.
Солнце село, сумрак всё окутал вмиг.
Запинаясь, я шагаю напрямик.
Вдруг прозвякнуло-пропело под пятой.
Стоп! Кольцо! Быть может клад здесь золотой?
Вот и дверь, что открывается кольцом.
Наконец мне счастье послано Творцом!
Я, напрягшись из последних сил разок,
Опускную дверь отбросил на песок.
Вижу – лестница. Всхвалив, призвав Творца,
Я спускаюсь, и куда же? – в зал дворца!

В светлом зале – что за диво-сторона!
Восседала чудо-женщина-луна!
С томным взглядом, роковая ночь в очах,
С белым ликом, что без солнца весь в лучах!
Рост высокий, крепкогруда и нежна,
Благородный облик – чистая луна!
Лик светил в ночи мерцающих кудрей,
А уста цвели над мрамором грудей.
Соразмерность, стройность, втянутый живот.
Для смотрящих – храм страданий и забот!
Бёдра как холмы, как ветка ивы стан.
Всё в ней есть, что добавляет в сердце ран!
Я до скованности речи и лица
Потрясён был вдохновением Творца!

«Бог хранит тебя! – она мне говорит. —
Ты кто будешь? человек или ифрит?»
«Человек я, человек! – воскликнул я, —
Но печальна и судьба, и жизнь моя!
Может, звёзды привели меня сюда,
Чтоб прошла моя тоска, моя беда?»
И о всех в связи со мной делах Творца
Рассказал ей от начала до конца.
Мой рассказ был горький яд, а не бальзам,
Потому привёл он женщину к слезам.
А затем она, печалясь и скорбя,
С плачем вот что рассказала про себя:

«Я росла, и вот уж время под венец.
Свадьбу пышную справляет царь-отец.
И жених уже спешит ко мне, горит…
Вдруг схватил меня внук дьявола, ифрит!
Я летела с ним по небу, под луной,
И очнулась в этом месте, под землёй.
Он принёс мне всё, что нужно, мой злодей,
Но мне скучно жить с вещами без людей!
И с тех пор я всё грущу о белом дне.
Жить с ифритом под землёй – ох, тяжко мне!

Но мой муж лишь раз приходит в десять дней.
Правда, он, Маруф, по прихоти моей
Появиться может здесь в момент любой,
Стоит мне слегка дотронуться рукой
До вот этих непонятных знаков-строк,
Что унизывают ниши уголок.
До его прихода есть ещё три дня.
Не хотел бы ты остаться у меня?»
«Хорошо! – ответил я, – прекрасный час!
(Видно, грёзы оправдаются как раз!)»
После стольких дней злосчастья и потерь
Я прошёл с ней через сводчатую дверь
В дом восторгов-пыток – в баню-красоту,
Путешественника дерзкую мечту!
Вот я снял с себя одежды, наконец!
(И она была, в чём создал нас Творец.)
Пар так жарил, как в день Страшного суда,
И ласкала тело нежная вода…
Мук блаженства, благ мучений – через край
В этом доме, где смешались ад и рай!