Владимир Зангиев - Ночной крик вдовы. Русская провинциальная поэзия

И сотрясая грозными рогами,
властитель водрузился в вышине.
А Зодиак фигурки-оригами
созвездий внёс откуда-то извне,

соединив мерцающие блики
в астрологически сложившийся прогноз,
где предначертано судьбою в каждом миге
всё то, что бог собственноручно внёс.

И мрак простёр трепещущие длани,
под лоно коих бренный мир увлёк.
И остаётся нам тщетой благодеяний
умерить беспощадный к жертвам рок.

…и бог обрёк возлюбленное чадо
на муки, испытания и смерть,
дабы познало человечье стадо
величье духа, воли доброй твердь.

А мы орём толпою заполошной:
«Распни Его скорей, центурион!..»
И, искажая грамотой подложной
весь смысл перед натиском времён,

стремимся данным способом избавить
живую плоть от выпавших невзгод.
И с пожеланием: в покое нас оставить! —
мы обращаемся к Творцу из года в год.

Спасенья нет погрязшим в скверне душам:
любой из нас, как есть, иезуит!
При жизни если жирный кус откушал,
то очищения диета предстоит.

Не истязая плоть свою скоромным,
мы отдалИсь страстям и суете.
Пройдётся время серостью по брёвнам
и все предстанем в первозданной наготе:

прочтут судьбы затёртые страницы
и разберут все промахи ея,
и обернут в дерюгу плащаницы
подсудную порочность бытия,

в которой обитали смертной плотью,
когда влачили выделенный срок.
И призывать не стоит к благородью
коварством отличающийся рок.

Так будь, что будет! – положившись на удачу,
воскликнул беззаботно как-то я.
,..но почему-то по утратам плачу
когда уходят в мир иной друзья.

И я уйду туда, откуда нет возврата,
тем завершив свой жизненный круиз,
чтобы сия биологическая плата
служила бы путёвкой в paradis.*

Ох, не для всех врата открыты рая —
за сим взирает неподкупный страж,
он чтит Завет, как кодекс самурая.
Ну, может пронесёт!.. – надеюсь на кураж.

Какое там!.. записано в скрижали —
моей судьбы конечный, крайний пункт.
Как капли на отточенном кинжале,
стекают дни эритроцитами секунд…

paradis* – рай (исп.)

Закат разлился алой кровью
над горемычною землёй,
и ночь склонилась к изголовью
неотвратимою петлёй.
Откуда силы, чтобы муки
терпеть и дальше над собой?
И тянутся к верёвке руки,
чтоб счёт свести с своей судьбой.
Неотвратимые мгновенья
в груди торопят сердца стук…
Души избитой откровенья
должно быть вызовут испуг,
и небо страшно ужаснётся,
укрывшись мрачной темнотой;
а под могильною плитой
дух мученика встрепенётся…

Поскольку воззваньем заблудшие души
нельзя всколыхнуть – пусть пророчат кликуши.
А если подвержен влиянью амбиций,
то впору идти добровольно топиться.
Других порицать – не отпущено право,
пусть хоть и грассируешь речью картаво.

Пеняя на участь и гиблую долю,
порою чрезмерно пристрастны к застолью,
к крамольным речам и делам популистским,
хотя быть, по сути, вполне одалиской
пристало: не каждый обличьем мужчина
себя уровнять норовит с Аль Пачино.

Уж если судьбой – словно жертва арены,
не стоит пенять на наследные гены.
Пути эволюций в пространстве трёхмерном
никак не постичь наперёд, хоть экстерном
раздел метафизики сдашь. Нигилизма
цинизм на идеи влиял коммунизма…

Когда бы записано было в скрижали
о том, что нам уши вожди прожужжали, —
тогда бы не нужен и вовсе мессия
и избранный путь стал оправдан России,
где целью – постичь теорему вселенной
и к тайне богов приобщиться нетленной…

Будет день и будет пища! —
не спеши вперёд судьбы,
а иначе бес всё взыщет,
невзирая на мольбы.

Объективные причины
не меняют дела суть.
Если близок миг кончины,
можешь, в общем-то, дерзнуть.

Только сущая реальность
в мире этом стоит свеч.
И впадать не надо в крайность,
божий гнев чтоб не навлечь.

Соблазнившись мнимым раем,
приглашенья жаждем: плиз!..
Но на бога уповаем,
ибо в нём находим смысл.

Зловещий идол угрюмым ликом
изобразил вдруг страданья муку,
и эпилептик истошным криком
пророчил длительную разлуку.
Недолговечность заглавной роли
напоминает эффект оргазма.
Что посыпают на раны соли,
я верю, всё-таки не напрасно.
Поводья бросят – безумным стадом
в коварность бездны спешим скатиться.
Чужая воля гадючьим ядом
парализует, коль дать напиться.
Пугает затхлость сырого склепа
и суеверья саднит тревога.
Буравят душу из бездны неба
холодным взглядом чужого бога.
Слепая ярость идёт от сердца,
распространяя своё влиянье.
Сочтут безумьем от иноверца
дождаться честного покаянья.
…В сознанье мысли метались гнусно,
склоняя душу на преступленье.
Да, подменили весьма искусно
надежду верой во искупленье.

В нас бес вселился, чувствует вольготно
себя в порочной плоти – это так!
Душе от его выходок щекотно
и нравится нахрапистость атак.
Сторонник нездоровой обстановки, —
нам души искушает под шумок.
А в преисподней жгут без остановки
несчастных – вьётся сизенький дымок.
Куда же смотрит милосердный боже?
– Да он ведь с сатаною заодно! —
и барыши совместные итожат,
когда на улице становится темно,
иначе бы неискушённым душам
не дал пропасть в застенках сатаны.
Вчера, купаясь под холодным душем,
такую мысль постиг я, пацаны:
что наш и присно, и во веки вечный боже
своею сутью, видимо, двулик, —
он совмещает с сатанинской рожей
одновременно и благообразный лик.
Вот бесовство откуда происходит,
его природу точно надо знать,
и чёрт хоть сколько пусть теперь нашкодит —
мы знаем грех кому в вину вменять.

Цепкие щупальца смерти
спазмом схватили горло,
злорадно визжали черти,
как будто в стекло свёрла

вгрызались, кроша упорно…
Исчерпаны силы бороться
за жизни и она покорно
упала на дно колодца.

Лишь миг… и умрёт сознанье,
покинет душа тело.
Разрушено жизни зданье,
осталась стандартность надела

два на два – и вся перспектива…
что толку – над холмиком слёзы…
– Зачем-то от профактива
Общественность дарит розы.