Ника Январёва - Свечечка. Стихи не для всех

По-над вольной рекою красною
Встанет небо свинцово-ясное,
Встанут тучи огнём живительным,
Гулко-трепетным, изумительным.

Станет гром барабанить в купол небес,
Будто штык ко штыку – сомкнётся вдруг лес,
Содрогнётся твердь у земной коры,
Разомкнётся зев, поглотит миры!..

Опустеет всё – как и не было.
Вспыхнет радуга – да в полнебова.
А Вершитель – Тот, катастроф Творец,
Рассмеётся вдруг, начертав: «Конец».

***
Кабриолет – загадочное слово,
Ласкает слух изящной стариной.
А вот, к примеру, взять быка, корову…
Привычно. Современно. С новизной?

Но тысячи столетий поголовья
«Рогатого и крупного» зверья
Бродили по лугам, жевали стоя,
Глазами тупо в сторону смотря.

Едва ли сильно внешне изменились.
Судьба скривилась племенем людским.
Кабриолеты – были. Иль приснились?
Коровы – не уйдут. Спасибо им.

Цедит утро капель
за окошком унылым.
В сером хмуром молчанье
дрожат фонари.
Оседают снега
на бесшумье тоскливом.
И не встретим с тобою
мы новой зари.
И не встретим погасшие
летние звёзды,
Что крылом заметает
ушедшая ночь.
В жизни всё догорает
божественно просто.
И сиянью недолгому
нам не помочь.
И не выразить нежные,
тонкие звуки,
Что расплавленным воском
светлеют в душе.
Как беззвучный укор —
разомкнутые руки.
И сплести их ничто
не поможет уже.
И никто не поймёт,
как мы много теряем,
Уступая приличьям,
нелепым молвам.
А луна обагрится,
быть может, у края,
Предоставив приют
непролитым слезам.

***
Просто сказка. Всего лишь сон.
Ностальгия в десяток апрелей.
Откровенья текли в унисон.
И сердца, прикасаясь, горели,

И слова рассыпались у ног,
С испещрённых лоскутьев срываясь,
И предчувствий хромой осьминог
Шевелился в душе, озираясь.

Отрешившись от мира людей,
В поднебесье неслись на качелях.
И заря улыбалась, зардев,
Отраженья кидая сиреням.

И змеились расщелины рельс,
Семафоры пронзали туманы,
И мохнатые брызги чудес
Серебрились, как дождь из фонтана.

Под дугою бубенчиков звон.
Заплутавший сюжетик из рая.
Просто сказка. Всего лишь сон.
Так совсем-совсем не бывает.

Женщина с изяществом газели
Мне пронзила сердце по весне.
Воробьи, разинув клюв, глазели,
Как я брёл, кусая талый снег.

Впереди, в слепящей диораме,
Посреди проснувшейся земли,
В шляпе с широчайшими полями
Шла она, не видя визави.

Плечи с золотистыми крылами —
Это ветер дул на волоса —
И, паря, разгульно раздувались
Две полы, как будто паруса.

Стаи лужиц в лоне тротуара
Норовили пасть под каблучок.
И чадил весенним перегаром
Каждый кустик, небо, ручеёк.

Солнце ей заглядывало в очи,
Освещая нежность свежих щёк.
И никак не смог я превозмочься,
Пригубил безумия чуток…

Мы, в неровной массе одеяла
Потерявшись, тешились хмельно.
Словно с неба счастье к нам упало.
Словно вместе были мы давно.

Нанизались бисером блестящим
Дни шальные, полные чудес…
Зелень стала летним настоящим.
И кураж тихонечко исчез…

Вот замок захлопнулся у двери…
Ты, душа, не плачь и не кричи.
Женщина с изяществом газели
Мне вернула сердце и ключи.

***
Бог карает за гордыню —
Что ж, он прав.
Да, чужие мы отныне,
Не сплав.

Да, глаза мои сухие —
Назло!
Завяжу в себе стихии
Узлом.

Нет, не станет ночью душно,
И боль
Не присядет на подушку —
Уволь!

Я засну с легчайшим сердцем —
И вмиг!..

Лишь за дверцей, тайной дверцей
Стынет крик…

По зелёным волнам океана
Белой лилией яхта плыла.
Пены кружево тоньше обмана.
Капитан элегантна, смела.

Горделиво тряхнув головою,
Разметала волосьев струю.
Да, придётся послушать герою
Захмелевшую совесть свою.

Разудалые, бурные ночи
И в туман обмакнутые дни.
Дикой яростью полные очи.
Люстр, бокалов сверканье, огни.

Иль об этом шептал на обрыве,
Обжигая дыханьем страстей,
Ослепляя короной на гриве
И пригнав пару лучших коней?

Старый граф очарован недаром
Статным малым с кипящей душой,
С бесконечно звенящим металлом.
Он добьётся руки у меньшой.

Но не зря она виделась в мыслях
Кобылицей чистейших кровей.
Разбродилось вино, а не скисло.
Ничего ты не понял о ней.

Ты не знал? – Океан бесконечен.
Не подумал, что яхта легка?
Как ты был вопиюще беспечен!
Не пеняй, что теперь в дураках.

***
Он сказал: «Ты будешь моя».
Не спросил меня ни о чём.
Поняла: иначе нельзя.
И замкнула былое ключом.

Он меня обернул плащом.
К своему приторочил седлу.
Конь скакал ночь, утро ещё.
Мне казалось: от тряски умру.

Постоялый двор и еда.
Слишком близко его плечо.
Поняла: любовь – ерунда.
Но она почему-то влечёт…

От огня лицу горячо.
Но сильнее ожёг его взгляд.
Мои мысли – наперечёт.
Что-то смутное тянет назад…

Рич был груб, малодушен и пьян.
Он меня – за картёжный должок…
Я видала, как комкал бурьян
Протрезвившийся прежний дружок.

Вороны, вороны, чёрные птицы
Кружат над степью слепой.
Русские кмети, как горько вам спится
После потехи хмельной!

Всеволод храбрый повержен жестоко,
Игорь казнится в плену.
Видя затменье – перечили року.
Вольно шеломам в Дону.

Рвалась с тоскою родная природа —
Птицей, травой: воротись!
Алое зарево. Алые воды.
Мёртвые глазоньки – ввысь.

Плачь, Ярославна, и к ветру, и к солнцу,
К Дону мольбы обрати.
Вылей тоску ты до самого донца:
Им ли его не спасти?

Тело безглаво – беда невозвратна.
Так и без Игоря – Русь.
Не довершив славных подвигов ратных,
Мыслил: «Сбегу! Ворочусь!»

Русской земли доброта не иссякнет:
Примет с улыбкой, простит.
И под копытом не раз ещё звякнет
Вражий поверженный щит.

Был осенний день, тобой забытый.
Было сумасшествие до слёз.
Кубок с ядом, гроздьями увитый,
В никуда ведущий старый мост.

Был и зимний день с раскисшей слякотью,
В лужах утонувший тротуар.
Не хотелось быть из лыка лапотью,
Но забвенья пить пришлось отвар.