Ника Январёва - Свечечка. Стихи не для всех

Все пути, все дома запорошены.
Стыл декабрь. И хандра – тут как тут.
И беспутные кудри Серёжины
Ветры времени треплют и бьют.

Кабаки и случайные женщины,
Резкий пламень прозрений и чувств…
Глотку душит клеймо деревенщины.
На зубах – почитания хруст.

Ни Москва, ни Рязань, ни Америка,
Ни Толстая, ни Райх, ни Дункан,
Ни мольба, ни божба, ни истерика
Не смогли удержать ураган.

Скандалист, и распутник, и пьяница,
Всем соривший – деньгами, детьми,
Балагурством, строкою, что тянется
С давних пор и жива в наши дни.

Запрещали, пылили в забвении,
Осуждали, не помнили дат…
Отчего же при слове «Есенин»
Так туманится нежностью взгляд?

Мир есенинский – заводи, всполохи,
И кленочек, что матку сосёт,
И качаловский Джим, и черёмуха —
Нашим душам загнить не даёт.

Это имя лелеешь в душе ты нежнейше.
Для него стать готова хоть нимфой, хоть гейшей.
Перед ним – безоглядно – ты вся нараспашку.
И заранье прощаешь ему все промашки.

Перед ним утаишь ты ревнивые слёзы.
Все улыбки его – твой обманчивый козырь.
Солнце в мире одно – ты уверена в этом —
То, что ночью и днём охраняешь в себе ты.

Пусть твердят, что ты просто придумала сказку.
Только в мире ничто над тобою не властно.
Ты не станешь раскрашивать чувством афиши.
…Пусть он даже тебя никогда не услышит…

***
Есть фортепьяно. На нём не играют.
Есть ваза, но только давно без цветов.
Есть пыль, её никогда не стирают.
Она сохраняет след чьих-то подошв.

Есть миф, но в него уже некому верить.
Есть свет, но который опаснее тьмы.
Есть вечно открытые сонные двери.
Есть окна без стёкол с предвкусьем тюрьмы.

Есть чей-то портрет в задохнувшейся раме.
Есть белый до дрожи чумной потолок.
Есть злые слова, что читаю на память.
…Был синий туман, что однажды увлёк.

Я не здесь, я всё там,
В фиолетовой дымке.
Заблудиться хочу
Я совсем, навсегда.

И в каком-то далёком,
Нелепейшем снимке
Проступают предчувствия,
Что моя там звезда.

Не хочу возвращаться
В то, что грубо и зримо.
Не хочу оторваться
Я от кубка с отравой.

Всё же мы – пилигримы,
Не свободны от грима,
Не свободны от тяжких
И нелепых вериг.

И нас мучит лукавый.
Кто виновен, кто правый,
Даже лемех кровавый
Всё ещё не постиг.

И этот поезд в никуда
На фоне лета ярче ситца —
Как не добытая руда,
Как раз увиденные лица.

Он увезёт не пассажиров,
Не к низу тянущий багаж,
А чувства приторней инжира,
А ложь, раскаянье и фальшь.

Его не будет в расписанье.
И семафоры – не указ.
Но кто-то знает, кто-то знает:
Двоих не вынесет Пегас.

***
Исцарапанные руки,
Губы т онки и бледны.
И, сказать не очень грубо,
Ну… Рельефы не видны.

Ну, веснушки – бог бы с ними.
Да вот кожа и – скелет.
Между ними, между ними
Ничего, представьте, нет!

Ну, про то, что метр-то с кепкой,
Ну, про чёлочку-наив…
А характер – сильно скверный.
Вот так дивушко из див!

Жажда, воля и печаль —
В твоей руке.
А всю с нуля игру начать
Мне не успеть.

И заменить кленовый лист —
Увы! – нам нечем.
За срезы бережно держись,
Не будь беспечен.

А мир другой покорно ждёт,
Не манит.
Так, может, выгнуться дугой —
И пошаманить?

***
У неё фигура
Девочки-подростка.
У неё солидности —
Ни на медный грош.

Русой чёлки струны,
Остренькие скулы
И ухмылка дерзкая —
Плевок для пьяных рож.

Сангвиник рисует сангиной.
Он весь в оптимизме, смех только —
Распухшее горло с ангиной,
Таблетки, уколы и койка.

Холерик связался с холерой —
И где подхватил, торопыга?
Марина, Сабрина иль Лера?
Олег или Костик? Ядвига?

В тоске и соплях меланхолик:
Всё серо и жутко на свете!
Он сам – ну почти алкоголик,
Жена – наркоманка, а дети!..

Король пофигизма, флегматик,
Вольготно живёт и спокойно.
«Я жирный и глупый астматик? —
Не страшно, не грустно, не больно».

***
Забирается осень в овраги,
По ветвям, по верхушкам скользит.
Заливает пустые бумаги.
И невзрачным дождём моросит.

И обманчивым солнцем смеётся,
Воздух стылой иголкой пронзая.
Обмануть ей легко удаётся
Дребезжащее сердце трамвая.

Шептали вы одни скабрезности,
Прижавши локоть мой в толпе.
И с чувством – извините – мерзости
Мой голос внутренний запел.

Меня смущал жаргон довлеющий.
Но смысл был, несомненно, тот.
Ваш взгляд, забавно стекленеющий,
Упёрся в мой недвижный рот.

Толпа нахлынула-отхлынула,
Но вы застыли, словно пень.
…Ещё одну душонку вымыла.
Совсем не зря прошёл мой день!:)

***
…И белый шлейф, как птичье оперенье,
Тащился вслед, былое заметая.
Из рук бесшумно выскользнула, тенью.
К ней жизнь уже торопится другая.

Пропеты все венчальные молитвы,
Даны обеты раз и навсегда.
А в памяти, острее острой бритвы —
Кувшинки, родниковая вода,

И сарафан из пёстренького ситца,
И ленты в косах, синие глаза…
Но только денег не было жениться.
Но только изменить ничто нельзя…

А он уже так жить не мог,
Ведь чувствовал, дышал – иначе.
Ущербной прошлой жизни кляча
Копытом метила в висок.

Он видел страшные глаза
Своей жены – с немым упрёком.
И поворачивался боком
Подросток-сын, спеша к друзьям.

Казнился сам – к чему обидел
Скреплённых узами родства?
Но, очевидно, торжества
И не скрывал змей-искуситель…

…Одна, под струями дождя,
С глазами, рвущимися в просинь,
Благословляя танцем осень,
Пленила в краткий миг тебя.

На остановке опустевшей
Стоял, потерянный, впотьмах.
Жар-птицы крыл единый взмах
Встревожил бы дитя не меньше.

Хоть утверждали зеркала,
Что лет давно не восемнадцать,
Что было б глупостью встречаться,
Перечеркнув своё вчера,

Но утром, при любой погоде,
В спортивный облачась костюм,
Бежал, стремясь… В закрытый трюм?
На затонувшем пароходе?