Георгий Скрипкин - Страницы лет перебирая

Все любовные дела
заключал бы в небе,
Ну а ссоры и печаль
переправил в небыль.

Знаю, истинной любви
много не бывает
И от ласки озорной
даже льдинка тает.

Как трудно осознать,
что тело не бессмертно,
Еще сложней понять,
веление души.

Храни душевный вздох,
храни до самой смерти
И чувственности суть
не меряй на аршин.

Дари свою любовь,
не требуя награды,
Поддерживай огонь
заждавшейся души.

Для вестника добра
сомненья – не преграда,
А ждущему добро —
оттаявшая жизнь.

Холодный ветер улетит,
а солнышко придет.
И нам никто не запретит
нырнуть в глубины вод.

Обнимет нежная волна
слиянье наших тел,
И схороводится до дна
любовный беспредел.

Но нас не выбросит прибой
за страстную любовь.
Ему приятней непокой
в общении с тобой.

А наигравшись в неге вод,
мы выйдем на песок,
И повенчает небосвод
нас в неурочный срок.

Деньги, деньги, деньги
правят этим миром.
Поступь вырожденья
величают пиром.

Деньги, деньги, деньги
драят жерла пушек,
Тех, что множат тени
вечных побирушек.

Деньги, деньги, деньги —
признак непокоя
Или супердело
алчного разбоя.

Деньги, деньги, деньги —
властный жезл на блюде.
Мы пока не звери,
но уже не люди.

Любимой женщине, далекой, недоступной,
Портрет которой я храню в своих мечтах,
Я посвящаю большинство своих поступков
И растворяюсь в ее призрачных годах.

Я к ней иду непроторенною дорогой,
Спешу поведать свои лучшие стихи
Той, что доселе остается недотрогой.
Мне муки творчества приятны и горьки.

Она манит меня лукавою улыбкой,
И я бросаюсь в омут чувственных утех.
И мне не кажется таинственным и зыбким
Любовных радостей застенчивый успех.

Как хочется к груди прильнуть,
испить твоей любви.
Тебе на верность присягнуть,
и нежность уловить.

Но угасающий закат
глядит в мое окно.
Он, словно старый панибрат,
с разлукой заодно.

И мне не вырваться из пут
нахлынувшей тоски.
Она впилась, как злобный спрут,
и муки не легки.

Она грызет мое нутро
кричащей прозой чувств.
И строго требует оброк,
а я опять молчу.

Какой злодей придумал хвори,
А к ним страдание и горе.
Не может добрый человек
Прийти с болезнью в этот свет.

Не может гордая натура
глотать без устали микстуру
И слушать вечный приговор —
У вас понос или запор.

Грядет обширная ангина,
А, может, корь и скарлатина.
А вы готовьтесь в лазарет,
на секс и водочку запрет.

И так по чьей-то злобной воле
летают вирусы и хвори.
Надрывно кашляет земля,
А с нею кашляю и я.

У обочины погоста
холмик выцветшей земли
Словно старая короста,
что забыли исцелить.

От протоптанной тропинки
не осталось и следа.
Только кашки, да травинки,
да отсутствие стыда.

Замурованная память
прорастает васильком.
Что же стало люди с нами,
почему все кувырком?

Почему ветра забвенья
иссушили божий дар,
А источник отреченья
превратил огонь в пожар?

И кружит над той коростой
черный ворон забытья.
И лежат великороссы
под покровом ковыля.

Я завидую белой завистью
кораблям, бороздящим небо.
Я бы бросил без всякой жалости
парниковых объятий недра.

Я б взлетел над полями вешними,
пролетел над любимым краем,
Стал бы добрых желаний вестником,
поделился б судьбой с мирами.

Но Земля не спешит расслабиться,
притяженье волнует душу.
А небесная дева хлябями
мою искру желанья тушит.

Долой цензурные вериги,
Даешь свободу бытия.
Чем плохи голые интриги,
Страшны ли голые тела?

Не будет жажда вольнодумства
Единой совести служить.
Былого хочется без думы,
Героя нужно без души.

Гудит российская культура
О пользе, целях и вреде.
Иные злобствуют в натуре,
Другие строят беспредел.

И все цепляются за Бога,
И тычут божеским крестом.
И только совесть – недотрога
Укрылась фиговым листом.

С душой своей поговорю,
душе своей поплачусь.
Я ей свободу подарю
и зрение в придачу.

Лети, лети, моя душа,
по замкнутому кругу,
Стремись историей дышать
и петь родному другу.

Над Волгой – матушкой моей
раскидывай приветы.
Я там провел немало дней,
и там искал ответы.

А на церковную главу
с почтеньем поклонись ты.
И возвратись, как позову,
и с телом примирись-ка.

Как хорошо, когда тебя читают,
когда тебя не рвут на перекур
И не серпом творение листают,
и не гнобят в компании местных дур.

Как хорошо, когда твое творенье
находит место в юных головах
И разбивает камень преткновенья
в кричащих болью, раненых сердцах.

Как хорошо, когда весенним утром
Твои поэмы светят с облаков.
И день восходит радостным и мудрым
с призывной трелью песен и стихов.

Как хорошо, когда смурные лица
вдруг освещает прелестью добра,
И чисто поле рожью колосится,
и не спешат коровы со двора.

Как хорошо творить и наслаждаться
людским стремленьем к созданным строкам.
Поэту трудно с публикой общаться,
когда не зрит внимания к стихам.

Школьная парта, школьная парта
Скромный источник наших побед.
Собраны книги, свернута карта,
Только укрылся малый секрет.

Мы разлетелись в дальние дали,
В память оставив школьный альбом.
Сколько же, братцы, мы не видались,
Сколько же встреч берегли на потом.

Здравствуй, Наташка, где твои косы,
Где светлый чубчик, друг мой Сергей.
Что-нибудь слышно о рыжем Косте,
Выпей за Пашку и снова налей.

Вальс откровений вихрем закружит,
В миг пронесутся классы-года.
И возродится школьная дружба,
Дружба, которой быть навсегда.