Феликс Грек - У мира на пиру

Вопрос не прост – когда мы лучше жили?
Чем опьянил нас вольности угар?
Мои рубли в швейцарском Куршевиле
Просаживает бойкий олигарх!

Мои рубли текут в трубе на Запад,
Минуя беспардонно мой карман.
Не пахнут деньги, но особый запах
У тех, что мне достались не дарма.

И мне совсем не ясно: кто я? что я?
Ещё не бомж, уже не гражданин!
Какие-то подорваны устои…
Да были ли устойчивы они?

Но, несмотря на все мои потери,
Просчёты, и печали, и т. д.,
Как прежде, люди молятся и верят,
Как прежде, чахнут в праведном труде.

Не в силах нас стравить на потасовку
(Устал народ, пройдя девятый вал!),
Замыслил дьявол хитрую уловку —
Жизнь превратить в бессрочный карнавал!

Как дух людской подвергнуть оскопленью?
Сочинены приёмы не вчера, —
И кабаков бессчётное скопленье,
И зрелищных вертепов мишура.

Мне жаль нестойких, откровенных, юных!..
Как уберечь их от потоков лжи?
Какие в их душе затронуть струны?
Как объяснить им, что такое жизнь?

Досадуй! Терзайся! Слезой сожаления брызни!
Но нет у меня – не поверите – линии жизни:
Сплошные зигзаги, изломы, – как в кардиограмме…
Такими лихая судьбина меня одарила дарами.

И я спотыкаюсь об эти корявые кочки,
Наверно, поэтому пишутся скверные строчки!
Но я не в накладе: паденья и взлёты привычны,
Я свыкся: (философ сказал: ощущенья первичны).

Как жизнь описать? Перепутаны в памяти нити,
То шёпотом буду, то криком, – уж вы извините!
Но время – всезнающий знахарь,
искуснейший лекарь, —
Всё вправит, всё сгладит, всё выправит.
Время – аптека!

И будет всё ровно – ни шатко, ни валко
(мечталось!),
И линии прямы… А всё именуется – старость!

Мой пращур – Феофан —
По фрескам был мастак!
Художник – не профан,
Но всё ему не так!!

И деисус – как стих,
На солнечном луче,
И образы святых
В трагическом ключе!

И живопись была —
Стремительней орла!..
Сияют купола
Московского Кремля!

Ищу до сего дня.
Весь в праведном труде.
Что я ему родня, —
Хоть на седьмой воде!

Причислен он навек
Почти что к божеству.
Однофамилец Грек —
Пока его зову.

Такая канитель —
Доказывать родство!
Ведь божество – не цель,
Стремленье – божество!

Увы! Не личность я и не субъект —
Во мне толпа людей разнообразных:
И симпатичных (скромных!), и развязных, —
И трудно цельный воссоздать портрет.
Я – образец лоскутных одеял,
Поскольку скроен из противоречий.
И догмам общепринятым перечу, —
Понятно, что отнюдь не идеал!
Но всё же есть какое-то зерно,
Которое во мне живёт и зреет:
Оно моё, оно лишь мне дано,
Оно досталось мне не в лотерею!
Но ведь зерно ещё не колосок, —
До ранга хлеба путь его неблизкий!
Вдруг упадёт оно в сухой песок, —
Как велика тогда опасность риска!
Как поступить? Что делать суждено,
Чтоб проросло заветное зерно?

Чужой судьбы крутые вехи
С моей стыкуются судьбой:
Есть отклик в каждом человеке, —
Но не откликнется любой.

Откликнись – не бесстрастным эхом,
А чутким отзвуком души!
Всели надежду в человека
И, сделай милость, поспеши!

Спеши, пока ещё возможно
Предотвратить напасть и скорбь,
Пока призывно и тревожно
Грохочет барабана дробь!

Спеши! Добро всегда зачтётся:
Вдруг с тем, к кому был добр я,
Нам пить из одного колодца
Придётся чашу бытия?

Живу на стрессах, как на углях,
Как на гвоздях индийский йог!..
Сбежать бы завтра в тихий Углич, —
Там к человеку ближе Бог!

А время катит, как по рельсам, —
Без остановок, без преград…
По правде говоря, без стрессов
Как был бы скучен мой уклад.

Нет у меня «малой родины»
С домиком в три окошка,
С кустиком красной смородины
И лубяным лукошком.

Нет у меня «малой родины» —
С заливными лугами,
С заботами огородными,
С дремлющими стогами.

Завидовать ли наследникам
«Таджмахалов» дощатых,
Бревенчатых срубов пленникам,
Коих рой непочатый?

Увы! Деревни усталые,
Как ни крути, – фантомы!
Исчезнут «малые родины», —
Время затянет в омут!

А я ненасытен сказочно,
Мне подавай всё разом:
Юга красу загадочную,
Севера блеск алмазный!

Заснеженных гор вельможности,
Сумрачный мир таёжный…
Без этого жить возможно ли?
Кому-то и возможно!

А время ставит пародии, —
Вот только финал трагичен:
Любил я большую родину,
Как древний бард Беатриче.

Когда все дороги пройдены,
Зачем мне копить полушки?
Куплю я «малую родину»
В чахленькой деревушке!

Одинокая птица сиротливо летит в поднебесье, —
Распростилась со стаей, видно, жаждет свободы иной.
А под нею – леса, мегаполисы, реки и веси —
Всё, что кратко зовётся в человечьем наречьи страной.

Распростилась со стаей, а суровый вожак не заметил:
Он вперёд устремлён, ему важно не сбиться с пути,
Он сверяет дорогу и с Полярной звездой, и с кометой…
Удивились товарки, но наказ непреклонен: «Лети!»

Вот опустятся разом на знакомом кормящем болоте,
Друг у дружки добычу начнут вырывать под галдёж,
Стоя, будут дремать, клекотать на одной той же ноте.
И одна будет радость, и одна боязливая дрожь.

И неведомо им, что такое любить, чем гордиться…
Горделиво летит в поднебесье одинокая птица.

Не обижу ни зелень, ни живность,
По лесам совершая вояж!..
Жёлтой иволги посвист призывный
Восприму, как торжественный марш!

Отмеряю свои километры,
А со мной, не касаясь земли,
Соревнуются лоси и ветры, —
Не догонишь, хоть Бога моли!

Километры мои, километры, —
Не уйти от любви и тревог!
На ветвях оставляю, как меты,
Строки песен – издержки дорог.

Но в пылу наступающей жатвы
Обделённым не числю себя:
Будут песни звучать, словно клятвы,
Журавли отзовутся, трубя!