Марина Макова - Птица вещая. Стихи

Птица вещая с неба пала,
широко развернув крыла.
Серебристую дрожь краснотала
вековая покрыла мгла.
Просыпалась заря-заряница,
окровавленный мерила плащ,
опрокинув на сонные лица
горе-горькое неудач.
Что за вороги землю терзают?!?
Распродажа ликует окрест…
Сквозь безумство воронней стаи
не пробиться тебе благовест.
Над Россией не стало сини…
На равнинах и между гор
столько нищих, убогих, сирых
заливают обидой взор.
Ты не веришь уже предсказаньям
моя бедная, славная Русь.
Сквозь пожары пылающих зданий
видеть будущее не берусь.

Русое поле
роняет росу.
Роскошь раздолья
в ладонях несу.
Радугой рдеет,
волнуясь вода,
день вечереет,
меняет цвета.
Чёрные травы
тревогу прядут.
Ночи стоглаво
в рассветы плывут,
звездочки боли
неся на весу,
в русое поле,
роняя росу.

Ты от рожденья только правдой чист,
но жизнь, порой, играет злые шутки,
надломишься, пойдёшь на компромисс,
спасаясь в дебрях лживого рассудка.
Ложь из минуты вырастет в часы,
потом, шутя, годами обратится,
и ты привыкнешь, что не все чисты,
хотя кругом сплошь вымытые лица.
Я так хочу по правилам играть,
чтоб «Да» и «Нет» разъединить преградой,
чтоб между ними кистью не писать
полутона намеков, полу-взгляды.
Ну почему природа так щедра?!?
Для красок чистых блики подбирает…
С рожденья начинается игра,
выигрывает тот, кто выживает.
Мелькают и пестрят полутона,
полуулыбки пополам с бравадой,
полу-враги нальют тебе вина,
полу-друзья накормят полуправдой.
Кто прям и честен, разве не чудак,
весь на виду и нет защитной тени…
А компромиссы прячут от атак
ничтожества, бездарности и лени.
И вы в согласье с ними как друзья,
от них вам манна с неба, воля случая…
А если скажут вдруг, что так нельзя,
увы не рухнет в прах благополучие…
Лишь исказит усмешка угол уст,
окно лица не занавесит горесть,
теряется важнейшее из чувств,
щемящее, больное чувство – Совесть.

Когда мне тесно, я ломаю двери,
пустыню улиц за собой вожу,
из чьих-то судеб, ставших вдруг потерей,
без стука и обиды ухожу.
Не обиваю старые пороги,
и лица раздвигаю, чтоб пройти
к ветрам из комфортабельной берлоги…
Из Века в Вечность есть ещё пути.

В келейной тишине аллей
есть святость залов углублённых.
Стволов колонны держат кроны
и свод туманов и огней
в келейной тишине аллей.
Немногословная листва
в дыханье ветра оживает.
И знобко музыка витает,
не нарушая торжества,
немногословна, как листва.

Как душа кровоточит, у боли нижайший порог,
все колдобины мира сквозь сердце моё пролетают,
и любовь застревает горячею раной меж строк,
одного лишь хочу, чтобы ты никогда не растаял.
Месть Горгоны страшна, но, пожалуйста, не каменей,
ледяную скульптуру мне б тоже не очень хотелось,
хоть порой моих строк лучезарно-любовный елей
превращается в яд, как фатальная оголтелость.
У поэтов всегда перемены в сознании чувств,
постоянно проходят метания и круговерти.
И особенно тошно, когда это сборище муз
моё сердце как шарик земной лихо крутят и вертят.

Слышишь, топот копыт над землёй в песне ветра несется,
где-то в древней Руси снова гудки берёт скоморох…
То не поле горит, это всходит крамольное солнце,
то не чаща гудит, это ветер от стонов оглох.
Заторможен эфир голосами времён и наречий,
но сквозь плач серенад и моторов ревущую медь,
слышишь бьётся беда, и ложится планете на плечи
тяжесть взрывчатых тонн, под коротким названием
«Смерть».
Где-то Дмитрий к Непрядве ведёт свои славные рати,
Царь Иван созывает бояр на военный совет.
Приближается ночь, словно траур невесте на платье,
и, как камень падун, темнота придавила рассвет.
Шли татары и ляхи, сверкая на солнце мечами,
грохотали тевтонцы, железом буравили лёд,
как пылали дома, доставая до неба свечами,
и от чёрного горя чернее обуглился свод.
И взвиваются в небо ракет огнедышащих стаи,
и военные базы грибами под солнцем встают.
И колышутся свастик кровавых колючие знаки,
будто Землю опутал гигантский разбуженный спрут.
Из поломанных рук, где-то пала на землю гитара,
и убитый малыш к мёртвой матери плотно прильнул,
разве можно назвать нашу Землю отжившей и старой,
слышишь сердце её из глубин нарастающий гул.
Это голос полей, что калённые стрелы косили,
Это Тьму Таракань, что исчезла бесследно в ночи,
это стоны Чудского и вопль степного ковыля,
то не ветер поёт – это сердце земное стучит.
Как болят его раны – войной опалённые люди,
всё им мнятся бои, пережитый и будущий ад…
Слышишь топот копыт нас от сна вековечного будит,
Тени предков на помощь Земле нашей бедной спешат.

О Времени не надо говорить,
его и так обсасывают в суе.
То рвётся, то в узлы связует судьбы
тончайшая невидимая нить.
У Времени нет ясности границ,
есть бесконечность мысли и движенья,
оно сродни мелодии скольженья,
дыханью звёзд и перелётам птиц.
Им надо жить и впитывать его
как дуновенье ветра всею кожей…
И не считать года, что быстро прожил,
и не гадать, а сколько же всего?

Где та граница меж Злом и Добром?
По судьбам проходит? По лицам?
Дымят словеса, всё уходит на слом!
Но нет её этой границы!
Не верьте, что где-то, в самой глубине,
где зреет душа, в сердцевине,
туманом по мыслям, сознанью, траве
струится она и поныне…

Люди уходят в люди,
в театры и кабаки.
Люди мечтают о чуде:
избавиться от тоски,
от серой глухой печали,
от вечного крика в себе…
Люди стучат ночами
в стены своей судьбе.
Комплексы, самомненья,
мании… Чудаки!
Время ловите, время!
Миру дарите стихи!