Елена Рид - Заповеди речи. Книга стихов

Мы в черно-белой гамме. Я тебя
не чувствую какой сегодня лунный
наступит день, и меряю, скорбя,
грудную клетку инструментом струнным,

наполненным прозрачной пустотой.
Водой дышу и воду выдыхаю
я инструмент, пожалуй, духовой,
совсем простой. И ничего не знаю

о лестничной площадке узкой той,
где встречи не бывают судьбоносны.
В судьбу не веришь, встретишься с судьбой
как и у всех, костлявой и безносой,

так лучше верь. Не веером отбив
удар судьбы – чужим влюбленным телом —
ты самурай, но как же ты труслив,
и бледностью тягаться можешь с мелом.

Но я терплю, не буду в дураках,
ни в дурах, ни в шутах, ни в королевах,
не карта я, не про меня рукав,
зазор в стихах и поворот налево.

Смешно подумать – я ли эта я,
что так в плечо твое стремилась вжаться,
туристка, испугалась, там змея! —
как будто больше нечего пугаться.

Я знаю, ничего не обещал
ни рот красивый, ни шальные пальцы,
но мне, покуда лед не затрещал,
так не хотелось снова превращаться

в форель и уходить на глубину…
я только-только разучила ноты,
но я себя никак не обману —
я полюбила, точно зная, кто ты.

Тот интересен, кто делает первый шаг.
Он же первым утрачивает интерес.
Я отвернулась, и это дурной знак.
Я отвернулась раньше, чем ты исчез.

Пускай не камень у тебя в груди,
Но вряд ли разорвется от испуга.
Не можешь уберечь – не заводи
Любовницу, собаку или друга.
А ты не можешь. Так не выходи
Из намертво очерченного круга.

Сумрак сгустился, и к берегу лодка пристала.
Я извлекаю раненого Тристана.
Он некрасив и покрыт чешуей драконьей,
запах из лодки далекий от благовоний.
Порасторопней рабы, порезвей кони,
и я бы спасла его от боли и от погони,
для королевского трона, для новой бойни;
раны сочатся гноем, глаза – слезами исходят,
и по щеке моей она пальцем бредовым водит,
и жалуется, что не может от льва и вепря
меня защитить, принимающим форму ветра
каждым новым словом меня все сильней ранит.
Боги, когда же она говорить перестанет?
Руки находят руки, и рвутся струны.
Червонный закат прижигает мои струпья,
И я уверяю – ни в чем ты не виновата,
Ты – это только зеркало в час заката.
Я – это холод наполненной кровью ванны.
Мы – это просто опера. Просто Вагнер.

Янтарный вечер как награда
За целомудренную жизнь.
Для нас с тобою не преграда
Колокола и этажи.

Запреты, догмы и уставы
С тобою рядом не нужны.
Остры клыки и когти правы
Для похищения княжны.

Горячий конь, седок ретивый,
Глухие выстрела хлопки.
Перебирает ветер ивы,
Как археолог черепки.

Я задержалась на балконе
Вечерним воздухом дышать,
Луна восходит, но не тронет
Греха не знавшую кровать.

Не советую рассвет просыпать
Тем, кто горечью луны увлечен,
По утрам её особенна стать,
И поводит обнаженным плечом,

Утром взор её терзающий смел,
Ярче, пристальней, но ты не робей,
Скоро солнце выпустит стрел-
Ястребов на её голубей…

Но я брежу… ночью голуби спят.
Только совы да нетопыри
принимают на себя её взгляд,
да скрываются от взоров зари.

Кто сказал, что перед светом темней
ночь любая, знаю, это не так.
И охотник загоняет коней,
в поле рыскать отпускает собак.

Солнце, солнце, положи на седло,
да свяжи ее горячим лучом.
Пусть не смотрит так тревожно и зло,
Не поводит обнаженным плечом.

Красиво и сильно.
И вот тебе мой ответ.
И в каждой новой попытке все меньше смысла.

На хрупкой ветке привычно тяжелый снег
Скользким хамелеоном прилип, затаился.

В четыре часа утра из окна луна
Видна, как пронзительное указанье пальцем.
Опомнись, что делаешь, это твоя вина.
А я не могу заставить себя расстаться…

Или мне кажется. Я же любитель слов,
Иллюзий и лишних, потусторонних звуков…
Спокойной ночи, приятных, цветных снов,
А также жены, долгой жизни, детей и внуков.