Вероника Габард - Мой Лунд дорогого изгнания

Как поздно…но срывается с крючка
Мой сон, как незатейливая рыбка.
Лишь дразнит чешуей издалека,
Блеснув на солнце туловищем гибким.
Как рано…я с часами не в ладу,
Они по дому гулким метрономом
Всё ходят, и в полуночном бреду
Мне видится мой дом чужим и новым.
Как странно…этих мыслей чехарда
Не только мой уставший мозг терзает,
Ведь неспроста взошедшая звезда
Мне на вопрос случайный отвечает.

Мне подарит бархатные розы
Неизвестный ранее любовник.
Хрупких снов нечаянный виновник,
Словно бриз, во тьме задует слезы.
Не войдет ни юношей, ни старцем,
Лишь накинет покрывало ночи.
И когда отяжелеют очи,
Сны нагрянут разудалым танцем.

Мы по-русски будем говорить,
Называть своими именами
Станем вещи. Чудо-письменами
Заболеем. Славно будем жить.
Мы, как дети, выберем слова
Главные. Мы будем лаконичны.
Без налёта маски ироничной
Азбуку мы выучим сперва.
Выучим домашние слова,
Добрую застольную беседу:
К завтраку – слова, слова – к обеду –
Быта немудреная канва.
И по-русски будем мы любить –
Старомодно и высокопарно;
Мы, наверно, будем странной парой –
Из любви кириллицу творить.

На балконе моем растут салат и петрушка,
За окном моим идет снегопад вишневый,
И хранит мой зыбкий мир антураж наружный,
Хоть вокруг земля трещит до своей основы.
Сотрясаются горы, сходят с ума лавины,
И в отчаянии ищут люди дорогу к Будде,
Чтоб к нему попасть не надо нынче причины,
Нужно только в лотос сесть в толпе многолюдной.
Сесть голодным старцем в рваной, цветастой робе,
Сесть младенцем тихим с фотогеничным взглядом,
Сесть массовкой целой из бесконечной пробы
Бесконечного сериала прямо из ада.
И мелькают лица средь новостей пустячных,
И горят глаза в потоке ежеминутном,
И всё глубже тонем мы в показном и зряшном,
И всё дальше мы от тех, кто познали Будду.

Не смою соль и волос иссушу
Отчаянной жарой полуденного солнца,
Опять твоим я воздухом дышу,
Впустив вершины гор в открытое оконце.
Абруццо, я теперь уж не вольна
Решать куда и с кем отправиться в дорогу,
Твоей я нежной синевой больна
Над узкой улочкой к заветному порогу.
Твои закаты опалили взгляд,
И светится опять пейзажем Рафаэля
Твоя долина – я смотрю назад
Библейскою женой, от грусти каменея.

Трабокко над морем глубоким.
Глядит Адриатики око
В проём между сосен высоких,
Всё манит несбывшимся роком.

Жара. Цикады. Солнце вновь
Царем сидит на небосклоне,
И нам с тобой пора исполнить
Наш старый ритуал – любовь.
Панини. Кофе. Мёд и сок.
Мы снова будем только двое,
Лицом к лицу с тобой не скрою,
Что жизни выучен урок.
Что каждое мгновенье дня
В его стократном повторении
Несет в себе благословение
Того бессмертного огня.

Моря соль и неба синева
Слились на горячем горизонте.
Тонким воском тянутся слова,
Зной разлит, как сладкий крем Пьямонте.

Сыграем фруктово-цветочно
На яблоках с гроздью вишневой.
Немодно, негромко, кулёчно
На тёплой скамейке садовой.
А может, сыграем картинно?
На скользком блестящем паркете,
Где тени колышутся длинно
В вечернем таинственном свете?
А, может быть, традиционно?
За столиком с Монтепульчано…
Я буду чарующе-стройной,
Меня очаруешь ты – piano.
Давай-ка сыграем на славу!
Четыре из всех неразлучных;
И даже на грозы управа
Найдется – рассеются тучи.

Мой милый город! Гордый Петербург!
Я уезжаю, не успев привыкнуть…
Лишь только блудной головой приникнуть
К подножьям статуй – рук, замкнувших круг.
Теперь уж мой удел – не успевать,
Смотреть взахлеб, не говоря ни слова,
Как вознеслись тяжелые подковы
Коней твоих, привыкших побеждать.
Я не ропщу, я выбрала сама
С чужой земли тобою любоваться
И этой грусти снова предаваться
В разрыве вечном сердца и ума.

Надену я алмазное и бархат,
Войду, как королева королев,
В чертоги, где атласом полог заткан,
Где ждут меня сто юношей и дев.
Скажу слова, как древние молитвы,
Пошлю любовь на ультра-частоте
И усмирю всех тех, кто жаждет битвы,
Им подарю все ключики к мечте.
И в зеркало взглянув, как Маргарита,
Нагая, изумленная собой,
Скажу я – в моих венах жизнь разлита,
Фонтаном бьет! Лечу! Лети со мной!

Швыряло море в мокрое окно
Обрывки трав и тихо свирепело,
Я удивлялась – что ему за дело?
Ведь я его поклонница давно.
Меня ль пугать, меня ли искушать?
Я со стихией заодно – я знаю –
Слепа ее любовь! Я принимаю
На веру все, без цели понимать.
Оно убьет, оно же излечит
От всех житейских ран и не сложений
Людей и судеб – так, без приложений,
Одной волной твою судьбу решит.

А может, ты решишь не умирать?
Вернуться из печального далека?
И в ленте жизни, прерванной до срока,
На стоп нажмёшь и повернёшь всё вспять?
И замелькает кадров череда:
Невы гранит и вековая сырость,
Суровых лиц извечная унылость,
Ведь за спиной уже стоит беда.
А дальше отмотав, придёшь домой
В семейный круг и детские объятья,
Вино рекой, и к лету шьются платья,
И верный друг, как ангел за спиной.
Ещё чуть-чуть…там встретимся опять,
На третьей парте от окна налево.
Я в класс войду прекрасной королевой,
Твой нежный взгляд на сердце, как печать.
Да будет так! Останемся с тобой
В том классе за завесою столетия,
Где всё шумят черемухи соцветия,
И юность негасима над Невой.

В октябре мы становимся старше,
Мы с работы приходим уставшие,
И свернувшись под тёплыми пледами,
Мы с котами о жизни беседуем.
Мы коту говорим – ты послушай!
Кот нацелит мохнатые уши,
Но уже на втором предложении
Кот растянется в пренебрежении.
Мы вспылим – я с тобою, как с другом!
Кот протянет мохнатую руку,
То есть лапу – и мы улыбнёмся,
Мы с котами сквозь осень прорвёмся!