Валерий Скоров - Хрупкие времена (сборник)

Знакомая картина,
Сидели три кретина,
Сидели три кретина
На страшной высоте.
У одного кретина
Вся в орденах станина,
И ордена сияют
В прекрасной наготе.

Решили три кретина,
Мы не сойдём с вершины,
Внизу нас ждут лавины
В колючей суете.
Да что же мы, кретины,
Самим сойти с вершины,
Сойти с такой вершины
И жить там в нищете?

Внизу бараны блеют,
Глупеют, не жиреют,
Хорошие бараны,
Покорней в мире нет,
Бараны не пасутся,
К вершине не суются,
К вершине не суются,
Блядя авторитет.
Но каждый день кретины
Спускают вниз корзины,
С указами, делами,
На цепочке простой.
Бараны дело знают,
Корзины наполняют,
Жирами, орденами
И свежею водой.

Чудесная картина,
Бараны и долина,
Кретины и вершина,
Такой пейзаж простой,
Внизу немного жарко,
Вверху немного ярко,
Но, в принципе, привычный
порядок и застой.

Шлемофон надрывается матом,
Небо рвёт на квадраты рука,
«МИГ» мой точно над самым парадом,
Наконец-то я вижу врага.

Не уйдёт, не зайдёт мне под брюхо,
Навяжу я ему ближний бой.
Мне уже подмигнула старуха
Развеселой глазницей пустой.

Крен на лево, ну чем не Гастелло,
Капитан, в том пике ты был прав.
Не обидно за правое дело
Тело бросить на вражий состав.

И отец так ходил в сорок первом,
Заведётся и прёт напролом,
А сегодня и мне вышло первым
Землю нашу спасать в лобовом.

Шлемофон надрывается матом,
Слышу, кроет уже комполка.
«МИГ» мой точно над самым парадом,
На трибуны… Иду на врага.

Я ужасный борец был, за Свободу и Личность.
Даже если и пил с подлецом,
То всегда на его же наличность
И с предельно достойным лицом.

На собраньях, по поводу каждого съезда,
Я не прятал от правды глаза;
Как и все, поднимал руку с места,
Про себя же был против, не за.

Помню, делали чистку «примкнувших» в отделе,
Я помог, чтоб чекистов отвлечь.
Горлопаны так бы сгорели,
Мне ж борца в себе надо беречь.

Я для виду на всё и всегда соглашался,
Маскируя борцовскую масть.
Трудно было, но жив я остался,
Проклиная советскую власть.

Привалюсь кхолодной стенке
На пронзительном ветру,
Подогну свои коленки,
Скорчусь, съёжусь и помру;
Небосвод пересекая,
Стану вроде леденца
И, боками громыхая,
Упаду к ногам Творца.

Он поднимется с седалищ,
Отложив свой шоколад,
Вас, мороженый товарищ,
Долееттолько ад.
Я скажу «Спасибо!» Богу,
Да и то уже пора
Отогреться хоть немного
У хорошего костра.

Тёмная ночь на плечи легла;
Чёрная бездна под нами.
Над горизонтом шальная звезда
Где-то играете волнами.
Спят у причалов своих корабли,
Снятся им синие дали.
Спят города и деревни Земли.
Спят те, кто нас провожали.

Их не коснётся в походе беда;
Злая вода не приснится.
Спите спокойно в ночи города;
Спи нашей думы столица.
Наша забота в сердце стучи,
Как бы с душой не расстаться,
А засыпаем, и в чёрной ночи
Белые ночи нам снятся.

Вон, из-за туч
Показалась луна.
Чёрная мгла
Расступилась.
Мы ещё живы,
И наша Звезда
За горизонт
Не скатилась!

Как она меня корила,
Как она мне говорила:
«Или я тебе не мать,
Ну куда тебе бежать?

Ой ты, неслух окаянный,
Ты же глупый, ты же пьяный,
Без меня ты пропадёшь,
Ничего ты не найдёшь,

Или плохо тебе было,
Иль тесна была могила,
Да не тёмен уголок,
Да не тесен закуток.

Или я уж не такая,
Не такая, как другая,
А другая рази мать,
Ей тебя и не понять.

Ты же пёс неблагодарный,
Подколодникты коварный,
Позабыл сыновний долг
И в леса утёк, как волк».

А на привязи держала,
Понукала и топтала,
Так ведь это ж не со зла,
Ажелаючи добра.

Как она меня ругала,
Кулака ми-то стучала,
Проклиная на века,
Да не мать, а мачеха.

Дорогой председатель наш родный,
С возвращением вас из вояжа,
Как там Запад живёт инородный,
Чем причинные дамочки мажут,
Что такое деодорант,
Нам привычнее слышать-детант.

Да, друзья, снова надо учиться,
Ту науку не жахнешь ракетой,
Тычет мордою нас заграница
В некультурные наши клозеты,
Срамотища, и по субботам
Перегар не справляется с потом.

А промышленный комплекс ведомый
Совершенно отбился от рук,
До сих пор не освоил «кондомы»
Примитивный резинопродукт,
Оттого распустились и гены,
Невзирая на все перемены.

Разговор актуальный, серьёзный,
И вопрос разрешения ждёт,
Только жук, извините, навозный
С аппетитом в навозе живёт,
Мы ж народ, как-никак, венценосный,
Постоянно идущий вперёд.
Вот пример, как бы невероятный:
Помочившись, и негр, стервец,
Угнетенный, но очень опрятный,
Промокает салфеткой конец –
Наш, значительно мене развратный,
Все в трусы норовит, оголец.

Да, товарищи, надо учиться,
Несмотря на седые грудя;
Обошла нас с концом заграница,
Впереди в этом смысле идя,
Что, конечно же, ей не простится,
Вот вам слово моё, как вождя.

А наш советский изменяет
теченья рек,
И если в тундре умирает,
то не за чек.
Он спит, в бараках закалённый
весь долгий срок,
Потом лежит обмороженный,
без рук, без ног.
Его охранная скотина
Берёт в кольцо,

И тренированная псина
грызётлицо.
Без женской ласки дни и годы
и без тепла,
А если вдруг ему свобода,
и без угла.
В советских смертный, понимаешь,
проверенный,
У стенки, как бы не товарищ,
расстрелянный.

Итог: нет либералов сучьих,
крепка рука,
Ну, кто воспитывает лучше
ПРЕСТУПНИКА?

Эврика! Да нет её, Свободы!
Нет, хоть обойди всё с фонарём,
Врут континенты, и народы,
В доме нет её и за углом.

Сам за ней гонялся по планете,
Всё казалось, вот её словлю,
Но куда ни ткнусь, повсюду клети,
Те, которых с детства не люблю.

А решётки кроют позолотой,
Проволкой колючей городят,
Обзывают долгом и заботой
И в мундирах водя на парад.

Нет, Свобода больше не летает,
О земь бьётся пьяной головой,
И Свобода в тюрьмах умирает,
Но в мечтах нам кажется живой.