Валерий Скоров - Хрупкие времена (сборник)

Завлекают слабых Ею в сети,
Продают, как девку на торгах,
И рабов охаживают плети,
С именем Свободы на устах.

Эврика! Да нет же, нет Свободы!
Нет Её и не было вовек.
Врут и континенты, и народы,
Что Свободу ищет человек.

Весь апрель прогудел,
Прохрипел, проалкал
Весь апрель был практически
Пропит.
Это март
Шелудивый и трезвый шакал
Тявкал все мне про пользу
И профит.

Польза в чем же и где…?
Где навару раба…?
Чтоб никчемною жизнь не казалась
Перед кладбищем шеей вильнуть из ярма
Ублажая монетками старость.

Не хочу и не буду,
Пусть пучится гроб
Моей пьяною плотью
Хоть завтра,
Подставляю ветрам
Свой пылающий лоб
И пою свою песню –
Я автор.

И стол, и дом, и добрая семья,
Друзья приходят, и послушны слуги;
Лежит в шкатулке шарик янтаря,
Лежат в затонах боевые струги.

Тепло и сухо, легше стал недуг
С тех пор, как князем выкуплен из плена,
И выпадают кольца из кольчуг,
И палица рассохлась, как полено.

Ругаются, хохочут там в людской,
И хлопают дверьми под утро сени,
Давно почил товарищ верный конь,
Свидетель и побед, и поражений.

Клубится чёрной пылью злая степь,
И о доспехи чудятся удары…
Слуга взбивает мягкую постель
И подаёт целебные отвары.

Проходит ночь, и утро, и полдня,
И дни идут, похожие, как тени,
А паруса окрасила заря
И ощерились жёлтой пастью мели.

А старый воин открывает зонт
И перед сном с собачкою гуляет,
Но по привычке шарит горизонт
И по привычке зонт, как меч, сжимает.

И стол, и дом, и добрая семья…
Друзья приходят, и послушны слуги;
Лежит в шкатулке шарик янтаря,
И сохнут в тонях боевые струги.

И не выстирать, и не выгладить,
Только высветлить, только вызвездить,
Обнародовать, обглаголиться,
И обуглиться, и обзориться.

Если дрянь-душа, не обласкивать
Это кукиша, да и краски нет,
А свести на нет, нет прощения,
Да и в память стыть для смущения.

По-над площадью, по-над плахою
Опозорить тех, с ал рубахою,
Из гробов-углов, злато епанчи,
Испокон веков змей-горынычи.

И завыть-подвыть, выпь болотную,
На свою, на их подноготную,
Подневольную, надревщую,
Или к чёрту всё, к бесу, к лешему.

Упарилово, Вурдалаково,
Если рыло, все царь-солнышко,
То и славить новь Вия всякого
С похмела в дуду, в бело горлышко.

Вот бы вызвездить, вот бы вызвенить,
А помиловать всё ж не миловать,
Иль на все века во болоте жить,
Самоедничать да насиловать.

Нафинско-китайской границе
Багряное солнце встаёт.
Бойцу молодому не спится,
Он трудную службу несёт.
Граница всегда на запоре,
Да так, не проскочит и мышь,
Стоит пограничник в дозоре,
Спит крепко советский малыш.

Вдруг в чаще лесной он шаги услыхал,
Заметил не наш огонёк
И тайную кнопку на пне он нажал
И с автоматом залёг.

И чует он – это не птица,
Не лось к водопою идёт,
Змеею ползёт заграница
На спящий советский народ,
На спящие русские избы,
На спяще-хиреющий скот,
На спящий рассвет коммунизма
И спящий в полях недород.

Со знаком надёжный его автомат,
Лежит рядом верный Ингус,
В подсумке есть пара секретных гранат,
А сзади Советский Союз.
Журчит за спиною тихонько река,
И в небе летит самолёт,
У них спецзаданье – похитить ЦК,
Сиротами сделать народ.
Родное ЦК, нет уж, мы не хотим,
Другое куда заведёт?
Мы членов родных никому не дадим,
Поскольку они наш оплот.

И принял на грудь
Наш геройский солдат
Неравный, естественно, бой,
И лаял Ингус, и строчил автомат
До вечера в чаще лесной.

Ишь кака волна, как тепла она,
эх, хорошая у меня страна.
И не вякайте, мы-то гвардия
бережёт таких наша партия.

Был недавно я там на Западе,
насмотрелся уж, руки чешутся,
ох не так живут, матерь их ети,
в голове мысля так и вертится.

Говорят они точно кони ржут,
даже водку пьют словно это в труд,
а ругаются, обхохочешься,
я бы выдал им, ух как хочется.

Понатыкали небоскрёбышей,
травят ядами и людей, и вшей,
отхватили кус, объегорив нас,
и хлебают джус, и гоня ют джаз.

Сам слыхал, несут на правительство,
на главу несут, да не Морганы,
да статью бы им за вредительство,
и куда глядят ихни органы.

Демократия их не Бовина,
непонятно, что за хреновина,
и любая вошь говори что хошь,
а её к ногтю не моги, не трожь.

Эх иметь бы власть, да всемирную,
и навёл бы им я порядочки,
я б устроил жизнь им былинную,
каждый овощ знай свои грядочки.
Я бы всех цветных на Юкон упёк,
а иных других стёр бы в порошок,
показал бы им демократию,
воспитал бы всю эту братию.

А жиды у них, ну и гады же,
просто так еврей, это надо же,
черноты полно расплодилося,
и куда страна покатилася.

Все в своём авто, не в трамвайчиках,
а бабьё в манто, не в фуфаечках,
не по барам им зад просиживать,
дал бы целину, пусть-ка выживут.

У меня б они стали шёлковы,
у меня б они взвыли волками,
ой повыбил бы их замашечки,
научил бы знать дамки-шашечки.

Я б контор на них вроде ЖЕКовых,
да на пайки их вроде ЗЕКовых,
капитал бы взял на заёмчике,
потрудитесь-ка на подъёмчике.

Я бы поднял им боевую мощь,
а они бы мне: Дорогой наш Вождь!
Ты Родной Отец, гений светлый наш,
нелегко сперва, но вошли бы в раж.

Вот такую б им обстановочку,
вот такую б им расфасовочку,
и взошла бы здесь зорька красная,
До чего же была б жизнь прекрасная.

С юмором здоровым у нас земля,
Для кого мы строили лагеря,
перед Управлением клумбочки,
и в кумач одетые тумбочки.

Для врагов, естественно, классовых,
для врагов кованых и массовых,
для антагонизменных скопищей
не жалели леса и площадей.

Чтобы был спокоен родной народ,
мы ему чеку-узду в первый год, и
из ребят надёжных и каменных,
из борцов могучих и пламенных.

Ребятишки эти не подвели,
стали украшением родной земли,
в целом мире лучшие лагеря,
значит, и кормили мы их не зря.