Михаил Буканов - Наутро там нашли три трупа. Поэзия

Тёмной ночью смытые,
Льдышки под ногами,
Словно чёрт с копытами,
Да ещё с рогами.

Ночь стоит сочельника,
Выпито и попето.
Под укрытьем ельника
Ночь святая пропита.

Всё давно смешалося,
Фрейлекс и Молдавская,
Пьянка не гнушалася,
Не царица Савская.

Кто сидел с горилкою-
Бабочкой залётною,
Кто с случайной милкою,
Что с косою модной.

Ночь с правами вечными,
Гойи лес офортами.
Вроде, человечными,
Сказкой с натюрмортами.

Стуки, веток трение,
Тень за тенью гонится,
Просто обострение
Сумасшедшей модницы.

Спят сугробы синие,
Снег лежит без пролаза.
А на насте инея
Блеск алмазов полоза!

Как-то раз собрались черти,
И давай судить о смерти.
Мол, чего ни наплетут,
Ну, а мы поверим тут.

Люди жили, не тужили,
Хрен на Ад они ложили.
А теперь у нас, бродяги,
В жутком мытарстве и тяге.

Но, напевы огневые,
Там, мол, были мы живые,
А теперь вот, после смерти,
В лапы к вам попали черти.

Ложь, конечно, говорят,
Столько лет уже подряд.
Мы, в Аду, живы и живы,
Абсолютно неполживы,

Хоть ты круть, а хоть ты верть,
Ну, откуда в мире смерть?
Нам предел не положили,
Черти с вечностью дружили.

Ад – он вечен наконец.
Как и ангельский венец!
Если ж, человек не вечен,
Век без смысла скоротечен,

Объясненье есть всему.
Перво-наперво, в тюрьму
Тела плоти человека
Разум помещён от века.

Он то, словно насекомый,
Кокон рвёт, всем нам знакомый.
Выбирает Ад иль Рай.
Февралюгу, или май!

Так, покончено с проблемой,
И с ошибочной дилеммой.
Жизнь вечна, а смерти нет.
Все толпою на обед!

Бабам говорить с руки,
Что сволота мужики.
Лишь бы своего достичь
Не пугает даже ВИЧ.

Мужики, при этом ладе,
Знают точно, бабы – ****и!
Хоть ты целка, хоть давалка,
Баба – похабени свалка!

Сколько лет живут на свете
Оба пола на планете.
Хоть не могут друг без друга,
А меж них – не без испуга.

Видно первый человек
Еву испугал навек.
Может был размер велик,
Или приступ слишком лих!

Но, у той, гласит молва,
Заболела голова.
И пошло, и полетело,
Тьма столетий просвистела,

Старый воз и ныне там,
Хоть постель напополам.
Я к тебе, ты мордой к стенке,
Сколько позы в этой сценке.

Только секс – он нужен всем.
Я сторонник старых схем.
Ты ко мне, коль я грущу,
Я добычу в дом тащу.

Оба пола – больше ласки,
И, вперёд, не без опаски!
Поломаем все каноны,
Славься эрогена зоны,

Предисловье, чувств игра,
Остальное всё мура!

Рычаговые весы
Нынче только для красы.
И весы пружинные,
Как бритвы перочинные.

Деловая вещь – безмен,
Ты при нём, как бизнесмен.
Взвешиваешь, крутишься,
От доходов пучишься.

Быстро время перемен,
Канул в прошлое безмен.
Да и чашки с гирьками
И ценники с цифирьками.

Ноне цену автомат
Выбивает с прочим в ряд.
Точен, до громулечки,
Пролетайте жулички!

Ходи в ригу, ходи в рай,
Ходи в дедушкин сарай,
С каблука, да на мысок,
И стопарик бьёт в висок.

Пьянка в хате началась,
Да во двор перебралась.
Гармонист гармонь терзает,
А народ вовсю дерзает.

Ах, тюх, тюх, тюх,
У меня милой потух.
Я его затрахала,
Лишь кроватка ахала!

У милёнка Сенечки
Молотила семечки.
Ступка я, а он толкач.
Так засунул, что хоть плач.

Приходи Маруся с гусем,
После секса и закусим.
А потом опять в кровать
До утра наподдавать.

Поднимай повыше ноги.
Скоро будет зверь в берлоге.
Я охотник, ты в охоте,
Остальное тёте Моте.

По какой причине пьянка
И не думает гулянка.
Ей же Богу, всё равно,
Новый день глядит в окно!

Сирены душу рвали стервы,
Толпа ревела и орала,
На части рвали негры нервы,
Меч был внушительней орала.

Какие к чёрту пики-черви,
Под звон стекла берут добычу,
Подростки, гибкие как черви,
Внутри с бутылками химичут.

Убийство чёрного – злодейство,
Как «кап» был мерзко хладнокровен.
Тут всё сплошное лицедейство,
Зарезан был невинный овен!

Ну, что с того, что под два метра,
Что с грабежа пошёл до дому?
Слова влиятельного мэтра
Способны вызвать лишь истому.

Патока слов, венки елеем,
Убитый – слепок с эталона,
Замажут уши вязким клеем,
А по нему скучала зона.

И по нему петля скучала.
А вот недавно, в штате Юта
Толпа не пела, не кричала,
Стихийно не рождалась смута.

Подросток белый был застрелен
На выходе из ресторана.
Был полицейский преднамерен.
Всё было честно, без обмана.

И что с того, что цветом кожи
К калоше ближе страж закона?
Закон не различает рожи,
И так идёт с времён Солона.

В одно в России верят свято,
Святее негры зверя нету.
Моя семья не виновата,
Что вместе нам брести по свету.

Где-то там, в Италии
Есть закон «Омерты!»
А у моей Наталии
Не слова, а ферты.

Острые, колючие,
Почитай, крапивушка,
В них иголки злючие.
Баба-кровопивушка.

И по мне отметится
Языком – лопатою,
Быть мне, если светится,
Шавкою горбатою.

Или просто козликом,
Да рога ветвистые.
И вот с этим обликом
Прямиком в нечистые.

Бабу злоязыкую,
Стерьву непритворную,
Для людей безликую,
Всем травою сорною,

Полюбили очиньки,
За застолья длинные,
За лихие ноченьки,
Зорьки соловьиные,

За объятья жаркие,
До меня столь падкие,
За засосы маркие,
Поцелуи сладкие.

Что с того что дурища,
Это перемелется.
Но, зато фигурища!
И кровать, вон, стелится!

Вьётся в танце удалом
Девочка – попевочка,
Как ударенный колом
Мой знакомый, Севочка.