Валерий Дудаков - Ой на, ой на гóре…

Проштопано лапами елей осипшее небо.
Всего полшестого.
Разделена ночь лишь на белый и серый.
От белого клочья зависли на лапах тех елей,
Что сбросить снега не успели,
В тревоге проснулись
и маются грузом тяжёлым,
Согнули берёзы в морозе продрогшую спину.
Всего полшестого.
Кто месяца сгрыз половину?
Толь ворог, а толь вороватый и тающий свет.
И, кажется, вечность,
и, чудится, столько уж нет.
Изломана строгим углом
белоснежная крыша сарая.
Извлечь собралась она корень из дачных утех.
И кто-то разметил полотнище снега
от края до края
Еловыми шишками, метя грядущий рассвет.
Вспорхнула с карниза,
взлетела, стремглав птичья стая,
Дрожат в перекрытьях деревьев
следы от невидимых миру частиц.
Какие-то равенства и биссектрисы
прочерчены смутно,
И кто-то безумный понять их решит.
Приближается утро…

Которую неделю беспробудно темень,
И неба серый холст.
На нём эскизы брошенных берёз,
Провалы снега, тусклые огни,
Не видел безотраднее картины.
Засыпан снегом лес, бугор до половины,
И спрятался под ним коварный крысолов.
Гуляют по земле хвостатых крыс стада,
Метут позёмками. Пищат, туда-сюда
Мелькают серые безжизненные спины,
Скорее б чёрт пронёс,
Куда бегут они, не ведомо. Мороз
Им иссушил бока и выдубил все шкурки.
В ближайших опустевших закоулках
Какой-то лагерный покой и тишина.
В невидимых строеньях
прячутся «придурки»,
В тепле и сытости. По-видимому, вновь
Свихнулась вся страна. В морозном затаилась
исступленье,
И утро серое так медленно ползёт,
беззвучно суетятся крысы,
В каморке папы Карло продырявлен холст,
Очаг погас. Когда же будет пробужденье?

Февраль разнежился, шаманит пузырьками,
Шершавый снег, шипуча корка льда,
Глядишь, проглянула, казалась за горами,
С зарёй сиреневой зелёная трава.

От клёна семечко, кружась, втянуло в бездну
Оледеневшей непрозрачной глубины,
Гортанный крик вороний посулит небрежно:
Дни холодов уже недолги, сочтены.

Потом повалит снег, как не было надежды,
Куда свернулась вдруг в метелях благодать,
Но с первой робкой каплей
будем мы как прежде,
В тепле камина вёсны поджидать.

Порой проглотишь после сна
Глоток весны, как моря свежесть,
Нависших елей бахрома
Ковёр небесный гладит нежно.

Намокла простынь облаков,
Косичкой льёт по крышам воду,
Губастый снег под схрон заполз.
Он тает, где метель в подмогу?

Мычит, насупившись, чуть рань,
Корова, вымя дойкой полно,
Январь забился за февраль,
Лукаво щурится, нескромно.

Последний месяц для зимы,
Для сырости её горбатой,
Услышу гул со стороны,
И лёд сгребу с крыльца лопатой.

Так всё промокло, влагой налито,
Из пор земли клубится пузырьками,
Неспешно так, и дышится легко,
Вбираешь воздух, чувствуешь ноздрями

Всю сырость, свежий запах февраля,
Его не сможешь и пересказать словами,
И оттепель сгущается не зря,
То лишь пробел пред новыми снегами.

Февраль. Он поздний вестник мудрых зим,
Так редко солнца ранний луч пробьётся,
Но скоро март, а уж потом за ним
Весна теплом и светом разольётся.

Ну а пока дремать, в тиши мечтать,
Под бахрому густых нависших елей,
И старых сказок мудрости внимать,
Глотая свежесть с патокой елея.

Вода по сугробам от шалости
Струится, протаяв в снегах,
И цветом густой побежалости
Трава обнажилась в корнях.

Косичкой раскручена жидкою,
Собак витаминный прокорм,
И взглянет с невольной улыбкою
Проснувшийся крот чудаком.

Ему бы в постелях понежиться
И месяц во снах почивать,
А небо метелью не снежится,
Разлита вокруг благодать.

Всё плюсы погод, где же минусы,
Земля распарúлась в тепло,
Согрели февральские примусы,
Не часто так зверям везло.

Пришедший мороз убаюкает,
Загонит в прохладные сны,
Под новыми сонными муками
Заснуть до грядущей весны.

Завернуться б в снега,
Нахлобучить бы ветку сосны,
Её хвоей шершавой
Лицо расцарапать до боли,
Как достал уж февраль,
Дотянуть бы до ближней весны,
Я от ноши устав,
Осердясь, всё ж тащусь подневольно.

Старый груз давит прошлым
И тяжестью горьких обид,
Как бы скинуть его
И не рыться в ночных покаяньях,
Непокорная совесть
Под утро отчаянно свербит,