Валерий Дудаков - Время странствий

Сквозь вероломное стекло
Крадётся луч. На случай всякий
Отдерну штору у окна.
Вчера мы прибыли в Монако,
Но солнца нет, Оно могло
Запрятаться, но есть надежда
Что отойдёт ко дню от сна,
И выжидает побережье
Когда появится тепло.
Красуются вдоль казино
Роскошных марок всех машины,
Отполированы и чинны,
Как сторожащий их швейцар,
А дамы, редкостный товар
Свой выставляя напоказ,
Идут на ярмарку тщеславья,
Так умилительно и славно
Все прелести своих фигур
Начистили для камасутр,
Как бамперы у «Ломбардини».
Вкруг казино вчера и ныне,
Шум, поцелуи, звонкий смех —
Вот, несомненно, тот успех,
Которому учиться сложно,
И бродят в шляпах осторожно
Небриты, небольшого роста,
Лихие парни «Коза ностра».
А уж у наших всюду блат,
Где раздаётся русский мат.
И, заглянув в календари,
Поймешь – давно в кафе «Пари»
Настал сезон утех и празднеств,
И треплет ветер – безобразник
Цветные флаги, вея с гор.
На суше тесно, но простор
Морской для яхт и кораблей,
Ревнивых жён, шальных блядей,
Чтоб мелкие свои желанья
Считать вершиной мирозданья.
Застыл в дворцов зеркальных залах
Монако образ на века,
Лишь море льстиво лижет скалы
И горы треплю облака.

В палевом свете зажмурились окна,
Близится ранний рассвет,
За ночь цветистые флаги промокли,
Солнца их высушить нет.

Яхты покорно застыли в заливе,
Видно, объездили свет,
Сонно качается в мерном приливе
Ласковый пляж Круазет.

Праздная публика сны досыпает,
Ночи смывает угар,
А с фотографий – ну кто же их не знает —
С улиц глядят «суперстар».

Белым нарядом украшены сливы,
В розовом цвете миндаль,
Напоминает реклама игриво —
Каннский грядёт фестиваль.

Вкруг «ягуары», «вольво», «ломбардини»,
Трогают с места в карьер,
Лишь неизменен от века до ныне
Старый «Маджестик Барьер».

Смуглый шарманщик под солнечным зонтом
Слёзный выводит романс.
Стражем застыл на черте горизонта
Остров «Иль дё ле Ранс».

Прозрачного моря глазная впадина
Пялилась в сферу небес,
Шар золотой, облаками скраденный,
Мерно к зениту лез.
Неба касались кисточки сосен,
Пеной зелёной намыливая облака,
И, расчищая весеннюю просинь,
Будто искали в заливе что-то,
Брили на бреющем вертолёты
Плывущих в дымке барашков бока.
Зубья парусов ощетинив клиньями,
Выплывали гордо тонкие, длинные
Яхты, друг другу кивая мачтами,
С теми мореходами удачными дачными,
Кто годы не первые, много лет,
Швартуется к набережной Круазет.
Море застыло от края до края
И искрится бриллиантовым проблеском,
Если и пробежит волна какая,
Ласкаясь изгибом с звенящим воздухом.
Пляж расцвечен зонтами вокруг,
Ждать отели гостей устали —
«Карлтон», «Маджестик барьер», «Сплендид»,
Кто их увидит, пожалуй, сбрендит,
И в окруженье отпечатков рук
Стеклами блещет дворец Фестивалей.
Остров разлёгся щукой уснувшей,
Стражем надёжным залив замыкая,
В нём монастырь погрузился в минувшее,
И только крикливая стая чаек
Древний покой его нарушает.
Но вот над бухтой вспыхнули клиньями,
Перечеркнув купол бездонный,
Тонкие аэропланов линии,
Словно сияющий крест огромный,
И колокол церкви ударил надвратный,
Видно, не даром русские строили,
Край освещая в стократ благодатный
Франции, но часть и нашей истории.

В «Отель Бургонь» покойно, глухо,
Ещё досматривать бы сны,
И лишь жужжит живая муха,
Но в ней так слышен зов весны.

А за стеной, в прогалах света,
Скамья в растеньях, столб, пустырь,
Цветут сады в преддверье лета,
Где был когда-то монастырь.

В окне, небесной сфере тондо,
В сиянье света без границ,
Восстали башни и ротонда
В тиши разрушенных гробниц.

Могущественный в прошлом давнем,
Знал монастырь лихие дни,
Но греют розовые камни
Воспоминанья о Клюни.

Оплот любви, надежды, веры,
Он освящал Бургундский край,
И стал для Франции примером
Пути земного в вечный рай.

Немало сирых и голимых,
Вождей ретивых, коих рать,
Для целей подлинных и мнимых
Готовы подлость совершать.

Конвент французский просвещённый
Такой закон сумел издать,
Чтоб с пылом душ революционных
Собор на камень распродать.

И, вымещая злобу злую
В своём неверье, словно слон,
Чтоб память вытравить людскую,
Громил Клюни Наполеон.

Колонн останки, стен увечных,
Трансепт лишь в башнях уцелел —
Немало мастеров заплечных
Нашлась для этих мрачных дел.

Не в первый раз людская низость,
Всемерная доходов власть,
Невежество и к власти близость,
Грядут наслать на мир напасть.

Декор, псалмов таящий звуки,
Разброшен был как бренный сор,
Но вопрошали к небу руки
Во зле раздробленных опор.

Поруганный и осквернённый,
Из года в год собор ветшал,
Всё ж светлым прошлым окрылённый,
О лучших днях в тиши мечтал.

Смеркалось, по небу горели
Большие звёзды над Клюни,
И поминальным светом тлели
Вокруг вечерние огни.

В ночи хотелось вечность слушать,
Смотреть на звёзды, не спешить,
Вздыхали в тёмных окнах души,
Вокруг же ни живой души.

Что ж, день проживший не напрасно,
В тиши замолкший город спал,
И так таинственно и властно
Собора призрак возникал.

Нам словно сны навеяв детства,
Посланник мира и добра,
Передавал Клюни в наследство
Заветы Павла и Петра.

Лёгкий пушок оперил
Веток небритые щёки,
Свежие ямы кротов
Метко изрыли поля.
Только ещё впереди
Лета грядущего сроки,
В неге покров расстелив,
Дышит весною земля.

Строго вороны несут
Свой караул неумолчный,
Каркают день ото дня
Радостней, зиму гоня,
И по опушке бредёт,
Словно слепой полуночник,
Пёс, разгулявшийся всласть,
Морду к траве наклоня.

Гнутся под ветром тугим
Тонкие свечи берёзы,
Знает лишь солнце одно,
Сколько листочкам дрожать,
Чтоб, повзрослев, расцвести
Зеленью в вешние грозы,
Сны отрешив холодов,
Пышною кроною стать.

Так этот май ворожит,
Призрачно, ярко колдует,
Кисть в изумрудных тонах
Блёклую серость разит,
Но за неделей страстной
Холод печали минует,
Вишен цветенье и слив
Радостью свет обновит.