Валерий Дудаков - Избранное III

Ну, треугольники, они Египта пирамид
Наследовали ясность зримого пространства,
Средь странствий всех земных
и мира постоянство,
Фигура их в основе мироздания лежит.

Да что квадрат, он примитивный и простой,
Шутя, любой ребёнок обозначить может,
Но как он многозначен, запредельно сложен,
Начертан будучи Малевича рукой.

И были времена,
где путь казался прям и прост,
Искусство новое хотя рождалось
в трудных муках,
Кульбин брал с честью генеральской
на поруки,
А Ларионов примерял к нему
«Ослиный хвост».

«0,10», «Магазин», «Трамвай»
и проч. вскружили белый свет,
Доступными являя их творцов желанья,
И рушился порядок мирозданья
Для тех,
кто реализму дал торжественный обет.

С мешком, где деньги – Ариадны нить,
По левым Федерациям
склонялся Татлин храбро,
Разбрасывая их, как «Сеятель» у Шадра,
Чтоб новые ростки
в искусстве оплодотворить.

А далее – запрет, молчок, и Ваш, Костаки,
верный угол зренья
Смыл с авангарда с прочею трухой
Кликушества позор,
бессмысленность и ложность обвинений,
Впустив в искусства мир и сложный,
и большой,
Явив его себе и всем другим на удивленье.

Отмыты вновь под слоем клеветы
достоинство и честь
Содружества имён, в анналах быть их право,
Никто не кинет камень в Вас за это,
Боже правый,
Спасибо, не примите лишь за лесть.

Мне трудно оценить Ваш общий вклад,
В патетику не впасть на случай всякий,
Но тем, что Вы с искусством сделали,
Костаки,
Полвека восторгаемся в России мы
на всякий лад.

Отзвенели серебряным звоном
Этой осени долгой дожди,
Чёрным призраком кружат вороны:
Не проси, не надейся, не жди.

И за ломкою кромкою дальней,
Провожая в прощальный полёт,
Может ветер бродяга-охальник
Им в дорогу удачу пошлёт.

Да и мне не мешает удача,
Будь сегодня я молод и смел,
Если б жизнь повернулась иначе,
Я б со стаей вороньей взлетел.

Это в снах. Наяву же другое,
Сновидений лишившись и грёз,
Видишь в инее поле нагое,
Вдоль стволы утомлённых берёз.

Невдомёк, наяву или мниться,
Долго осень скрипит на излом,
А под утро трава серебрится,
Да прильнувший к земле бурелом.

Но метель не заменит пороша,
Так заждалась покрова земля,
Тяжела ты, печальная ноша,
Что заботы несёт декабря.

За штакетником мёрзлым
уютно улёгся ковыль,
Лёгкий утренний снег
по траве пробежит осторожно,
Взглянешь в окна – не верится,
сказка ли это иль быль,
В тишину незаметно уйти
и запрятаться можно.

По тропинкам, что в инее,
шагом пройду не спеша,
Чуть шуршит мёрзлый лист,
сплетни носят вороны негромко,
Вниз глядят замутнённым зрачком
на сады небеса,
Ожидая приход неизбежной
морозной позёмки.

Год подходит к финалу,
но всё же спокойствия нет,
Где-то ёлки уже наряжают,
хоть праздник не близко,
К декабрю загадаем желанье —
пусть даст нам ответ,
Скоро ль землю укроет
покровом надёжным и чистым.

Неумолимо дни идут
К черте заветно-роковой,
Нелёгкий груз забот несут,
Нечасто – волю и покой.

Отпущен нам лишь краткий миг,
Был в жизни сей хорош иль плох,
Вчера – рожденья первый крик,
Глядишь – уже прощальный вздох.

Но не удастся нам узнать,
Когда же час урочный свой,
Придётся каждому держать
Ответ пред Богом и судьбой.

И выходя за тот порог,
Где свет и радость бытия,
По Божьей милости итог,
В нём воля вечная Твоя.

Расставанья, свиданья и снова «прощай»,
Даже солнце не вечно, встаёт и заходит,
С кем судьба нас случайно порою не сводит,
Сколько лёгких прощаний
и встреч невзначай.

Вот по утру спешишь,
вдруг внезапно замрёшь,
Обернёшься в полглаза
в мелькании снежном,
Может день наступающий новой надеждой
Одарит, или встречей, что долго ты ждёшь.

Видясь вновь и прощаясь
мы скажем: «Привет!»
Просто так, заменить его, кажется, нечем,
Что прощанье, оно лишь желанье о встрече,
Той, что в дни одиночеств отводит от бед.

А порой так настойчиво это желанье —
Отрешений, раздумий златая пора,
Но извечна известная всем нам игра
В расставанья, прощанья и снова свиданья.

Ты выпал, наконец,
Так радостно, как в первый день творенья,
Немного грустно в этот День рожденья,
Когда пошёл семидесятый год.
Вот снежный нависает небосвод,
Дорожки замело, и чутким ухом
Прислушайся, летят чуть слышно мухи
Снежинок суетных и падают, кружа,
На ветви яблонь, ёлок оперенье,
Так радуют и услаждают зренье
Своей пушистой белой чистотой.
Преобразилось всё. Укрылся наготой
Ещё вчера дрожавший ближний лес,
И сосен лапы снежно распушились.
Скажите, нам за что такая милость
В преддверии случилась Рождества,
Видать, позёмка ночью замела,
Чтоб утро нежить белой пелериной,
Накрыть траву, кусты малины,
Цветы гортензии, узор сокрыв их прежний,
Всё замерло, искрит под пеленою снежной.

Повзрослевшие мальчики
трудной военной поры,
Ваши страхи ночные
останутся с вами навечно,
И в обычные дни
вы не жили привычно беспечно,
Видно претили правила
с детства нечестной игры.

С кем боролись и кто вам по жизни мешал,
Тот усатый тиран,
что сломал предыдущие звенья?
И какой безнадёжностью
вечные ваши сомненья
Населили наш мир,
что терпел и страдал, и дышал.

И врезаются в память
в немолчном вращении дней
Баррикады,
бесстрашно которые вновь покоряли,
Только кажется всё же
порою вы твёрдо не знали,
Снова выстроит случай препон
и прочней, и страшней.

Но коварная власть
не протянет руки, объявив мораторий,
«Голоса», что свободою дышат,
венки вам сплетут,
И другие не робких десятков за вами пойдут,
Дело сделано,
впишется кем-то в анналы историй.

Будет честь и хвала,
славословий несметных пурга,
Будет Холин, Некрасов, Сапгир,
Кропивницкий и Пригов,
И покажут осклабясь они злополучную фигу,
Только трудно понять отчего,
для кого, на фига.