Татьяна Абрамова - Огонь синего перламутра. Сборник стихов

Через много-немного веков,
шелестя водотоками бухт,
или белой позёмкою вьюг,
не расскажет она тебе, друг,
нет, не будет гадать, ворожить
над кофейною гущей быльём,
не расскажет она вам про жизнь,
ведь её хоронили живьём
на болотах, и всходы осокою,
перепачканы гнилью и плесенью,
отошла, отшептала ектения…
Отколышется молодо-зелено,
затемнит иль засветится ясно,
заискрятся летящие пеплы,
и отпустят на дно её ветлы…
На бетонных проходах-ступенях
не хотела вставать на колени,
и под чёртову дюжину прений
прочитала так много сти-туций,
резолюций, весенних распутиц,
шелестела, шептала, скрипела,
и в созвучьи согласных посмела…
откипела… отпела… отболела…

Стоял он и молчал,
Но был низвергнут
Подошвами и тишиной,
Шагов перемежающихся нервно,
Спешащих в строй.

И спрашивал себя зачем?
Он здесь стоит…
Погода, как всегда,
Без перемен…

О, слышит он ведь хор
Ушедших душ…
Какой же это вздор,
Век так тще-душен…

И на тще- все начинались годы
И дни-десятилетия,
На тще- делились непогоды,
В числителе – столетие…

И конный совершая
Свой аллюр,
День повалил
Стареющий бордюр…

А нынче ведь среда у нас,
Последний рейс, последний шанс.
Листву роняя, крУжит глобус,
В октябрьский прыгая автобус,
Заматерев ветрами к югу,
Всех птиц уносит будто кречет,
А лебедь, потеряв подругу,
Всё ждёт её, седьмую вечность.
Нам шанс даёт судьба всегда,
У дней своих чередований,
Рассветами дорог бредя,
На остановках без названий.
Всегда – осенняя похожесть,
Грустна вечерняя усталость,
А нам бы майскую пригожесть,
Октябрьской рифмы возмужалость,
Чтоб мысли огонёк не гас,
Чтоб свежесть чувств не покидала,
Ты подари мне Ренессанс,
Мечту и жизнь, и всё – с начала.

– Что не поёте вы, что же не пляшете,
скорбные души свои вы являете
льёте вы слёзы и тяжко страдаете,
что не поёте вы, что же не пляшете?
– В памяти, в памяти души те праведны,
не упокоены, ходят по миру,
– Толцыте – отверзется, ищите – обрящется,
что ж не поётся вам, что же не пляшется?
– Нет, мы поём только песни тоскливые
с душами кладбищей, не убиенные,
нет, я пою сиротой неприкаянной,
да, я дышу в астматическом приступе…
– Что не хватает вам, жалким, юродивым,
что ж не поёте вы, что же не пляшете?
– Мы ведь не можем плясать, не поверите,
ноги нам стянуты путами вечными…
– Что ж не поётся вам, души небесные,
с высшею мерою через повешение…
Что ж не нарядитесь белой одеждою
с истиной высшею, правдою грешною…

Бог раздарил сентябри, красные яблоки-дни,
спелые фунты земли, скипетры, ямбы и сны…
но ничего не возьмём, в лоно земли упадём,
перевернёмся на дне, с жёлтой листвою в костре,
первым-непервым озЕмь… манну небесную жнём
с синего неба межи, рвутся, взлетают стрижи…
На распростёртой земле, так доверительно мне
полем, травой луговой, заревом неба над мной
бог подарил сентябри, спелые яблоки-дни,
щедрые ямбы земли, небо и воздух, и сны…

Последние листья упали в траву,
у лиственниц руки в желтушном недуге,
а тучами неба закрыв синеву,
Покров… и к зазимью день чистит раструбы,
а мы всё убрали из наших полей
в закром, но на воле остались полоски
желтеющей рожью непрошенных дней,
ненужными льнами, негодными к носке
и лёд под ногами чернеющей раной,
и в том межсезонье так жалобен крик,
отставших от стаи птиц в мглистом тумане,
как ангелов в окнах, в свечах базилик,
а лист, не упавший, природе так странен,
холодный и ветреный, на сквозняке,
который срезает его, безымянный,
под ноги скулящей дворняге и мне.

Не возвращайтесь зарёй предутренней,
а в старом доме меня уж нет,
монашка чёрная идёт к заутрене,
в глазах её погасший свет…

Холодный чай пить не захочется
узнать её другой-чужой,
родник за речкою источится,
как день за днём уйдёт чредой…

Не возвращайтесь… а речка серая
за кручей выльется так широка,
она ответит вам… на дне несмелая,
неутолимая её тоска…

Не возвращайтесь… а парк тот брошенный
листает нотами чужих октав,
на клумбах лилии давно ведь скошены,
засохло прошлое колючих трав…

И нет здесь нас… пустыми взглядами
пусть эхо спросит нас у дверей,
любви ведь нам уже не надо,
в проёме боль застряла с ней…

Как белый шлейф снегами тянется,
и холод глаз не пережить,
любовь прошла, но ей всё кажется,
она забыла нас простить…

Не возвращайтесь в мечтах усталых,
всё в лету кануло, её уж нет
в душе любви, и всё же правильно,
кто боль хранит так много лет…

Не уходите из дней, из прошлого,
другой любви на свете нет,
ей быть единственной
над днями пропасти,
Дарите ей небесный свет.

Дворник стучит по стеклу, в мир прорисовано око,
в город, которым живу, нет у него эпилога…
Клёнов подлесок пречист, хрупких в погибели струнок,
ветреный неба мотив, окна на доме – рисунок…
Смытый дождями развод непроницаемых кладок,
с пыльными стоками вод и искажений сетчаток…
Дворник во всём виноват, линз дождевых преломлений,
с неба обрушен десант метео-преступлений…

Прозрачных дней, озёр зеркал голубоватых…
сегодня в аут я уйду… из адресатов,
сегодня не хочу писать… прости, подруга,
сегодня я от зазеркал… ключи забуду,
сегодня быт заел… и завтрак с колбасою,
сегодня я уже другой… прости, не вою,
сегодня, рифмы никакой… мне ведь не надо,
сегодня, друже, я другой… прости браваду,
сегодня не поеду я… узкоколейно,
сегодня циркуль у меня, чертёж, линейка,
как, друг, тебе все объяснить… копиры с кальки,
на перекрёстках вечеров… и близ диканьки,
как звали в небе журавли… кричали курлы,
котом шатался до зари… по своим мурам,
слоны нам забивали мат… топтали кони,
но в жизни я – простой солдат… в чужой колонне.

За что же их чело бог осенил,
мучитель, вдохновеньем уязвил
овалов тонкие черты и кисти…
точёным грифелем и филигранным слогом,
и голубиною строкой, землёй и небом, и волной,
прости их, господи, любовниц и острожниц,
так любящих тебя, блудниц и скромниц,
грехи их прощены, в эфир отпущены…