Татьяна Абрамова - Огонь синего перламутра. Сборник стихов

И злил я слуг, толпящихся у трона,
Лакеев и прелюбодеев сытых,
И злил я босса, своего патрона,
Смотри, старуха… отберут корыто…

Не доказать, что он задел меня,
Законами, поруганными златом,
И где ж они, достоинство и честь,
За что же, боже, нам такая плата.

Но жаль тебя покинуть, милый друг.
И будешь ты страдать, коль я умру.

Льдистая мёрзлая осень слогом серебряной розы,
инеем снежным верхушек, зимнею елью опушек,
стих мне сегодня поправит, лёд на подошвах расплавит,
иней серебряной розы, проще, наверное, прозой…
как изваяние в белом, сказочна и не одета,
голые руки и плечи, просто закрыть тебя нечем,
нечем… листвы не осталось, всё исписала, так мало…
мёрзлые листья, частички, полу-листки, четвертинки
полу-строки, полу-рифмы, топчутся чьи-то ботинки…
Лучше, наверное прозой, в вазу серебряной розой…

Одним щелчком, одним касаньем…
И так проходит день,
И выключается тот выключатель зданий
Многоэтажных, и проходит век…

Но пишутся, листаются тетради,
Не сточится перо…
Харизмой некончаемой тирады
Неведомо куда нас занесло…

И в незаконченные пьесы, и корриды,
Миноры нот…
Один устанет, а с другими квиты
Все шорохи дорог…

Мелькают кадры, что же вновь случится
В семнадцатый ли год?..
И на лету замёрзнут в небе птицы?
Спаси же нас, господь…

А птичьи трели, соловьиные рулады,
И нет у нас их нот,
И нескончаема окружность циферблатов,
И значимость банкнот…

Но нет пределов твоему терпенью,
Пусть «многа лета»,
Что без сомнений и без промедлений
Идёшь ты к свету…

А над тобой всё тяжелее облака,
Но веришь слепо…
Да, не устанет пусть твоя рука,
Услышит небо…

Болезнь… какая не могу сказать,
Но есть она… парадоксальный факт,
Болезнь прилипчива, заразна,
Передаётся половым путём, оргазмом?
И через воздух – ингаляционно?
Но, чтоб без лишних глаз, без посторонних…

Итак, она весьма контагиозна,
Но пафосна, и одиозна…
Через предметы обихода?
И не даёт житья, прохода…

Болезнь? А вирус не открыт падучей?
Холера иль чума так пучит?
Болезнью брендовой?.. и пухнут кошельки…
Вуалехвостки все погибли и мальки…
От Алчности, болезни той падучей,
Грызёт же душу, словно гад ползучий…

Она уже везде – в подземных переходах,
В Госдепах не даёт прохода,
И в Министерствах, на Седьмой версте,
На небе на Седьмом и на воде,
Болезнь… она уже везде…

Контагиозна и не выводима,
Грибок же, плесень…
Но не объяснимо не излечима…
Она наследственна, бродягою бездомной
В геном наш лишнею свалилась диплосомой,
Такой вот парадокс и аксиома,
Она – Сорок Седьмая хромосома…

И нужен нам, поверьте, без истерик,
Специалист из генных инженерий,
Чтоб эктомировал он Алчность,
Чтоб казнокрадству быть прозрачным,
И это однозначно…

В дубравах тех священный был покой
Под кронами могучими – безветрие,
А на лугах ветра шумят травой,
Шепча дубам приветствия.
Вздымалась тяжело мехами грудь,
Кряжистый торс их не подвинуть,
И жёлуди там пробивали путь
В дубы, в лесные исполины.
Но как-то стая диких кабанов
Прошлась, стуча копытами по чаще,
Хрустели жалобно ростки малых дубков
В слюне и в челюстях свинячьей пасти.
Как тяжело живётся желудЯм…
А свиньи же вокруг… и тут… и там…

И почему меня так подлость злит
Иль эта ложь, её я вижу жижу,
Опять передо мной она юлит,
Как красную мишень я ненавижу.
И очертил бы кто-то рядом круг,
Чтоб я его не смог переступить, однако,
Но злит меня не кто-то из зверюг
А этот… в красном на эстраде.
Ведь я, наверное, сейчас… заплачу,
Нет, разозлюсь… парадоксально,
Что красным выкрашен тюфяк ходячий,
А я же с детства… эмоциональный.
Я оценил… что на табло две цифры,
Тореро глуп… а я игрок центральный,
Мне б зацепить… иль просто тряпку выбить,
Я агрессивен… но вполне нормальный…
И почему иду на красный цвет?
Налив глаза я эпохальным жанром,
Наверное, прочтёт мир… на обед,
Что я боец… был уникальный.

Только вот день золотой
Был напрасно так прожит…
Серые тени, асфальт и малярные краски,
И непонятного цвета пастели, похоже…
Блёклые ткани, и одноликие маски…

Закаменели торосами волны…
Нету ведь сил, чтоб поставить дыханье…
Чтобы поднять леденелые рёбра…
Чтобы вдохнуть ещё раз… на прощанье…

И пять минут или, может быть, суток…
Или же лет… не хватило очнуться…
А за окном уже ночь… беспробудна…

Однажды в ярком пламени заката
Он говорил о том, о сём и этом
Красноречиво и витиевато,
Наверное, он был поэтом…

Он говорил и, выдыхая громы
В раскатах слов… и ливнями хлестало,
С невидимым врагом рубался… и из комы
Наш вялый ум невольно воскрешало.

Он говорил, как топором рубил,
И всё порвал он в клочья. Как стемнело,
Никто вокруг не видел… Он любил
Глаголить о пороках, беспределах.

Звеня словами, предвещал Армагеддон,
Зависла тишина, толпа вздыхала,
Росла тревога, словно снежный ком,
Боль за грудиной сердце щекотала.

Он говорил, слова же, как клинки,
Вонзались в мягкое толпы сознанье,
И пафосно стучала кровь в виски,
Застыло время на одном дыхании

Без разговоров и без лишних дум,
Как околдованные фразой…
Да, он – поэт, – сказал кто-то в углу,
И выдохнула публика всё сразу.

А тёща у меня умна и энергична,
И всех с ума сведёт, и педантично
Разматывая нитей шёлк и вышивая,
Плетём мы с ней узор втроём, перебивая,
Перевивая на свой лад, так сумасбродно,
И червь её в душе грызёт, что это модно,
И расплетая нитку дня для разговора,
Куда она ведёт меня?.. вопрос ли слово?
Беседует она весьма авторитарно,
Парирует сама себе высокопарно…

Как кобры под гипнозом сна,
Перед глазами пелена,
Вино мы выпили до дна,
Случайно зажевал фужер,
И в ступоре молчит стажер,
Её харизма!.. дал ей бог,
Мы все лежим у этих ног.