Сергей Остапенко - Ритуал [litres]

«Вот именно, – раздался во мне голос амулета. – Move’d your as, приятель, иначе ее поджарит здешнее негостеприимное солнышко».

От неожиданности я издал радостный сдавленный возглас и зажал амулет в кулаке: мой неожиданный ангел-хранитель, ютящийся в древнем талисмане, снова был со мной. Последний раз, когда я вспомнил о нем, его не было на шее, и я подумал, что потерял его. Все адское путешествие, которое началось с невинного похода по нужде, я пребывал в полном одиночестве.

Я прикрыл глаза и наклонил голову, чтобы моя мысленная беседа не отражалась эмоциями на лице. Дело в том, что если Таня быстро смекнула, что происходит, то лицо Юдина выражало полное недоумение. Видимо, моя подружка по сию пору сохраняла режим конспирации, хотя лично я об этом ее не просил.

«Привет, дружище!» – обратился я к встроенному заклинанию.

«Здоров, коль не шутишь».

«Где ты был? Мне так тебя не хватало».

«Ну, еще бы. Что касается вопроса, где я находился, то ответить мне трудно. Настолько же трудно, насколько тяжело объяснить, где был ты».

«А я где-то был?»

«А то нет?»

«Не знаю».

«Ну и не забивай себе голову. Относись к этому, как к еще одному испытанию, которое ты выдержал».

«Не много ли на мою отдельно взятую душу населения?»

«Живой?»

«Вроде бы».

«Значит, в самый раз. Хватит жаловаться, я перестаю тебя уважать. Даже не верится, что ты все это выдержал. Мужчина как мужчина, но иногда такой нытик».

«Кому же тут еще пожалуешься? Перед Танькой стыдно, перед Юдиным и подавно».

«Все правильно, а я, стало быть, должен безропотно сносить этот моральный террор».

«Ну, прости. Лучше ответь, какое отношение ты имеешь к религии Древнего Египта?»

«А откуда ты это взял?»

«Аскет назвал тебя Тотхом. Я хоть и припил водицы из Леты, но этот момент я вспомнил».

«Хм, действительно называл. Ишь, какой наблюдательный».

«Расскажешь?»

«Обещаю, расскажу, и очень скоро. Но сейчас пора двигать».

«Да у нас же теперь полночи впереди. Успеем. Мы вообще должны были это расстояние за одну ночь осилить».

«Я бы на твоем месте не стал с такой уверенностью смотреть в будущее. Пусть кажется, что времени много, но лучше иметь в запасе хоть несколько минут. Это для меня прописная истина, выстраданная на собственной шкуре».

Амулет начинал мне все больше нравиться. Так кто же он такой, черт его дери?

«В каком смысле выстраданная?»

«Однажды мне было поручено судьбой очень важное дело. Оно было настолько серьезным, что мне не с чем даже сравнить, чтобы ты понял. И я не справился. Теперь, когда у меня была уйма времени для того, чтобы подумать над тем, как все обернулось, я начинаю понимать, что не виноват, что сделал все возможное и вряд ли итог мог быть другим. Но я всегда помню, что мне, для того чтобы осуществить задуманное, не хватило ровно сорок пять секунд. Я раз за разом перебираю последовательность своих действий и не нахожу в них изъяна. Я действовал как автомат, выбирая наиболее правильные варианты, как поступить. Но иногда, когда я очень честен сам с собой, мне кажется, что кое на чем я мог сэкономить эти мгновения».

«И что тогда было бы?»

«Ну, я бы сейчас с тобой не трепался».

«Тогда хорошо, что ты не экономил».

«Если ты еще раз скажешь что-нибудь подобное, я тебя убью».

«Извини, но я не понял, что к чему».

«Когда-нибудь поймешь. А сейчас вам пора».

Саня подсел рядом и поводил пальцем у меня перед носом:

– Эй, очнись. О чем задумался?

Я посмотрел ему в глаза, потянулся, возвращая затекшим мышцам эластичность, и поднялся на ноги. Меньше всего мне хотелось куда-то идти, но ослушаться совета Тот-ха я не смел.

– Нам пора продолжить путь, – сказал я.

Саня пожал плечами:

– Ну, пора так пора. После того, во что мы превратили ритуал, я уже не вижу смысла что-то предпринимать. Я не верю, что нас оставят в покое милые пращуры, заветы которых я предал, и не желаю играть на стороне демонов, помогая тебе выполнить твою миссию. Так что, не лучше ли вернуться в ад?

– Не-е! – сказал я, прислушиваясь к новым инструкциям амулета. – Теперь мы отправимся в Эдем. Вперед, за амритой к Мировому древу!

Я приобнял Таню, стараясь ее мало-мальски согреть, и, определив комплектность своего снаряжения, повлек ее по берегу, мимо сосен и ритмически набегающей морской ряби, прочь от преследующих нас вторые сутки грозовых облаков в сторону гор.

Саня некоторое время помедлил, потом забросал костер песком и отправился вслед за нами.

Наш путь к цели занял не меньше двух часов. К цели, о которой ни мне, ни амулету, ни Юдину, если ему верить, практически ничего не было известно. Правда, у меня имелись отрывочные и насквозь метафоричные сведения, полученные от существа, выдававшего себя за богопрофессора Вритрина, но я уже однажды обжегся, поверив ему, и принимать их за чистую монету теперь не собирался. Неожиданно нас выручила Таня, которая не то чтобы относилась к учебе серьезнее, но иногда от скуки и из стремления не выглядеть совсем темной читала, что попадется под руку. Она, немного путано, объяснила, что Мировое древо, к которому лежал наш путь – древнейший мифологический архетип, упоминания о котором есть практически у всех народов, по крайней мере у европейских. Скандинавы почитали его, как ясень Иггдрасиль, предки индоарийцев – как Ашваттху. Что оно из себя представляет, она ответить затруднилась. И немудрено. Попробуй истолкуй, что значит «растет с третьего неба кроной вниз». Одно было известно более-менее точно: оно как-то связано со всеми видами живых существ. И одновременно является своеобразной осью, соединяющей миры, подобные тем, в которых блуждали мы. Таня припомнила, что под корнями древа должен находиться второй источник, упомянутый Хароном, – Нимиру, дающий знание и мудрость. А Юдин, насмотревшийся фильмов о викингах, брякнул, что на Иггдрасиле висел их верховный бог Один, причем висел до тех пор, пока у него не зашел ум за разум и ему не открылись начертания и тайный смысл рун. Все это было занимательно, но нисколько не помогло понять, что нам делать.

Чтобы облегчить путь, мы решили держаться берега. Кое-где поэтому пришлось двигаться по колено, а то и по пояс в воде: заросли подходили слишком близко к кромке воды, нависая над ней. Было свежо; зарницы полыхали далеко позади нас, но так и не приближались, словно не могли решить, в какую сторону им нести грозу. Не везде берег был песчаным: кое-где отступившая вода обнажала вязкие глинистые отмели, покрытые водорослями, иногда деревья корнями удерживали над поверхностью залива полуосыпавшиеся выступы суши, покрытые травой. Говорили мы мало – сказывалась усталость и недостаток сна. Больше общались междометиями и жестами. Я, как мог, ободрял Таню. Саня глухо насвистывал тоскливые наборы нот. Потом, следуя карте, имевшейся у Юдина, мы вынуждены были покинуть побережье и передвигаться по склону высоченного холма, который словно клин вдавался в долину, лежащую между отрогов гор. Камни, слежавшаяся пыль под ногами, редкие купы деревьев. Мы сбивали ноги, выбирая дорогу между острогранных несимметричных скалистых обломков. Потом облаков стало меньше, и в ярком лунном свете идти стало легче. Наконец, после исчерпанного запаса проклятий и жалоб, мы прошли большую часть пути по изогнутому, словно турецкий ятаган гребню холма. Из-за вершины, лежащей справа, нам открылся тупик долины, «пуп земли», цель нашего похода. На лесистом отроге покатой горы, той, что хранила и логово Харутугшава, высилось над кронами обычных деревьев Мировое древо. Разглядеть детали не удавалось: было еще достаточно далеко. Издали казалось, что там пульсирует, как сердце живого существа, огромный древовидный спрут. Всем стало не по себе, и, чтобы скрыть накатившую робость, мы мало-помалу развязали новую дискуссию.