Сергей Остапенко - Ритуал [litres]

– По-моему, хватит, – произнес я, ожидая, что последует дальше.

– Как скажешь. Теперь можешь отдать их мне.

– Не понял? А играть?

– В другой раз.

– А зачем тогда вам… тебе карты?

Она улыбнулась:

– А низачем!

– У-у, как все сложно.

Я отдал карты жрице, приготовившись слушать пророчества. Однако предсказания о грядущем, которое меня ожидает, не полились медовым потоком в мои доверчивые уши. Женщина ознакомилась с тем, что я ей всучил, удивленно наморщила лоб, затем встала, спрятала карты, взбила сенцо на полу и, укутавшись в покрывало, приготовилась потушить лучину.

– Стоп, – сказал я. – Ты оракул или нет? Танька с Саней куда-то исчезли, я столько времени тут убил, вместо того чтобы их искать, в придачу еще и ты шарлатанкой оказалась.

Жрица недоуменно обернулась, словно уже не ожидала увидеть меня.

– Тебе здесь нечего делать, Гандхарва. Ступай.

«И эта туда же», – подумал я. А вслух разочарованно проронил:

– Сама звала.

Она одарила меня новой порцией недоумения:

– Разве я могла помочь ТЕБЕ? Ты знаешь все не хуже меня.

Настала моя очередь удивляться:

– Что знаю? Ничего я не знаю. Ровным счетом. Будущего – тем более.

Жрица заговорщически подмигнула:

– Ты хочешь поиграть? Проверить меня? Или чего-то еще? Я готова послужить тебе.

Я взорвался:

– Да никого я не собираюсь проверять! Не хочешь говорить – не надо. А если гадать не умеешь, так нечего выпендриваться было!

Она оставила приготовления ко сну и снова принялась меня осматривать.

– Нет, ошибки быть не могло, – задумчиво промолвила она. – Но ты и впрямь какой-то неправильный Гандхарва. Хотя знаки Доли прямо указывают, кто ты.

– Так кто я? И что меня ждет?

На этот раз ее раздумье длилось долго. Жрица вглядывалась мне в глаза, трогала мои руки, пила вино, вертела в пальцах травинки, глядя в потолок, наконец, заново перебрала так и не перетасованные карты и сказала:

– Ага, поняла.

После этой загадочной фразы она снова вознамерилась уснуть, но я все не уходил, и она почти раздраженно уставилась на меня:

– Ну?

– Что поняла?

Неожиданно она сквозь дремоту звонко рассмеялась и сказала:

– Иди. Скоро сам поймешь. Уже недолго осталось.

Тут я вышел из себя:

– Ну неужели трудно сказать мне что-то определенное?!

– Куда уж определеннее!

Я погрозил ей топором, и она, давясь смехом, выдала:

– Ты спасешь сокровенное, приобретешь до времени сокрытое, потеряешь себя, но тела твоего земля не вкусит.

Мне стало ясно, что она надо мной откровенно издевается, и я, махнув рукой, вышел из жилища, хлопнув дверью со злости. Пошел по тропе вглубь сада, раскинувшегося за избой, и некоторое время меня преследовал ее звонкий смех. Но когда я оглянулся назад, избы и след простыл. Мне не оставалось ничего другого, как пожать плечами и идти дальше.

– Чертовщина какая-то творится! – сказал я.

«Точно», – сказал амулет.

«У тебя дурацкое обыкновение появляться тогда, когда самое веселое заканчивается».

«Работа такая».

«Пробей по своим каналам, где Юдин и Таня».

«Известно, где. Проходят через аналогичную процедуру».

«У этой дуры, что ли?»

«Это не знаю. Дура или умная, человеку ведь в голову не заглянешь».

«Ты тоже вздумал надо мной издеваться?»

«Прости. Я просто волнуюсь».

«Ты? Волнуешься? А причина?»

«Знаешь, у меня к тебе есть одна очень щекотливая просьба».

«Валяй».

«Все не так просто. Я даже не решил пока, могу ли сообщать тебе такое».

«Ну, тогда думай».

И амулет добросовестно думал всю дорогу от соблазнительной пифии до самого Мирового древа. А дорога эта, надо признать, представляла собой весьма мрачное зрелище. Черепа, кости, остатки оружия, большущие драгоценные камни и прочая требуха, очевидно, магического назначения – эти следы поверженной человеческой алчности и гордыни щедро удобряли подходы к оси миров, причем, с приближением к нему, «удобрений» становилось все больше. И хотя я теоретически был защищен от пагубы своими подвигами, оптимизма зрелище мне не добавляло: memento more!

Иггдрасиль при ближайшем рассмотрении имел вполне «древесный» вид, был он не высокий, не шибко ветвистый и не дюже широкий в обхвате. Только слабо флюоресцирующий. Решив, что такие свойства в природе мировых деревьев, я оставил попытки его классифицировать и, осторожно придвинувшись, коснулся теплой коры. Мне стало очень приятно: как-то спокойно и беззаботно было стоять, прислонившись к стволу под неподвижными ветвями Ашваттхи. На ощупь Древо казалось живым. Я прижался лицом к дереву, и мне открылась потрясающая воображение вещь: ствол был прозрачен и очень медленно дышал. А когда я в суеверном ужасе рефлекторно отшатнулся от чудесного артефакта и упал на колени, во мне открылась способность видеть его насквозь. Внутри ствола, перевитые, как двойная спираль ДНК, поднимались наверх две гибкие трубки, похожие на гигантские кровеносные сосуды. Под шершавой корой пульсировала живая плоть, состоящая из элементов, подобных тем, из которых состоит мозг. До меня, наконец, дошло, что ветви Древа шевелятся вовсе не от ветра, а повинуясь своему собственному непостижимому ритму.

Когда я освоился с переполняющим меня ужасом и благоговением, мне пришло в голову, что пришел сюда не на поклонение, а для конкретного дела, и мне еще предстоит выяснить, как справиться с задачей. Я поднялся с колен и принялся описывать вокруг Древа круги, наблюдая, как по древесным артериям медленно струится бесцветная жидкость. Сомнений не было: амритой являлся именно сок Иггдрасиля, но способ, которым его можно было бы добыть, пришел мне на ум всего один. Я приготовил нож и шагнул к Древу ближе. В глаза мне бросился чужеродный предмет, который на поверку оказался здоровенным, насквозь проржавевшим наконечником копья с остатками древка. Я слегка подпрыгнул, но его было не достать. Задумавшись, откуда бы ему здесь взяться, я вспомнил легенду об Одине, рассказанную Саней. Неужели этот миф действительно имел реальную подоплеку? Быть может, когда-то давно верховный бог германцев действительно провел тут небольшой отрезок своей жизни, затем попавший в устные предания, кочующие по умам из поколения в поколение. Это допущение понесло мою фантазию дальше.

«Тогда выходит, – размышлял я, – наследие древних не совсем вздорный вымысел, а сохранившиеся в форме мифов воспоминания о вполне реальных событиях, которые к тому же имели для человечества и смысл и ценность. Почему же мы воспринимаем их как нечто невозможное? Потому что в нашем мире эти события не происходят. Например, этот отдельно взятый эпизод мифа явно имел место именно здесь. Если раньше связь между мирами была более прочной, информация о произошедшем не являлась для людей чем-то завиральным. А потом все более и более переходила в разряд сказок».