Алексей Герасимов - Царь-дедушка (СИ)

Я чуть на пол и не упал. Что такое? Неужели уже убивают? Я же почти как почтальон Печкин, только-только жить начал, на престол сел…

Вот так и знал, что жаба права, и гвардейцам юбилейные полудрамы дарить нефиг!

Свеча в изголовье кровати затрещала и разгорелась сильнее, отвоевав у ночи несколько пядей. Тень в углу стала четче, обрисованней и… оказалась мальчишкой лет пяти или чуть меньше, спящим на коврике у стены, свернувшимся клубочком и прижимающим к груди коробку с котом. Князь Мышкин, видимо от возни, проснулся и теперь зевал да оглядывался по сторонам.

— Малой, ты кто?, — я подошел к мальчонке и присел на корточки.

Парнишка встрепенулся, часто заморгал, а лицо его приняло испуганное выражение.

— Я Рунька. — он протер глаза и сел. Увидел, что не какой-то разряженный придворный рядом, а пожилой мужик в рубахе и с бритой мордой, да успокоился. — Кухонный прислужник. А ты, дедушка, кто будешь? Я тебя во дворце не видел раньше.

— Увидишь еще. — заверил я мальца. — Рунька, это сокращение от Румиль?

— Ага. — он кивнул. — Румиль Рыбоголов, из рыбаков мы. Мамка на женской половине служит, ну и меня вот пристроила.

— А делаешь тут чего?, — спросил я.

— За котом поставили приглядывать. — мальчик тяжело вздохнул. — Плошку я опять разбил, теперь может и со двора погонят, если и царь будет недоволен, как за его зверем смотрят. А я на котике ведь и блох всех переловил, и в уголок тазик с землей принес, за гобелен с охотой поставил — показал пушистому куда ходить надо. А то царь-то, поди, осерчает, если мохнурик ему в комнате наделает, да и выкинет на улицу. А котенок маленький, один не выживет.

Такая в его последних словах обреченная серьезность промелькнула, словно он кошачью роль на себя примерил.

А может так оно и было — сказал же, выгнать могут за провинность. А куда он пойдет, если отца нету? Замужних-то не берут служить во дворец.

— Нет, выгонит — это вряд ли.

— Да кто их знает, царей? Каген бы точно прогнал.

В животе у мальчика громко заурчало.

— Ты что, голодный? Тебя не кормили разве?

— Коту поесть приносили, мне — нет. — он шмыгнул носом и почесал Князя Мышкина за ухом. — Мясцом тушеным мелкорубленым потчевали, паштетом каким-то, да сливками.

— Совсем они мне кота испортят — додумались, кормить деликатесами зверя, а живого человека морить голодом. — буркнул я себе под нос, и добавил громче: — Ну а что ж ты, хоть немного сам бы съел. Кот-то все не осилил.

Я кивнул в сторону виднеющейся чуть в стороне, на границе света и тьмы, тарелке, где явно еще что-то было.

— Да ты что, дедушка! Это же воровство, за такое казнят!, — испугался Румиль. — Я лучше потерплю. На кухне, чай, объедков-то сейчас полно. Вот придет царь, отпустит меня, и поем.

— Объедков, значит?

— Ага. Меня ведь за кормежку сюда взяли, да я криворукий, бью все постоянно…, — кишки в брюхе мальчика вновь завели рулады, а я почувствовал, что начинаю сатанеть.

Нет, конечно, я лично не могу накормить всех голодных и обогреть обездоленных всего царства. Я отдаю себе в этом отчет. Но морить голодом ребенка из-за какой-то там поганой тарелки!… И где? В моем дворце!

— Погоди, сейчас сообразим чего-то пожевать. — я погладил кота, который в ответ на ласку ткнулся мне в ладошку мокрым носом, и поднялся. — Праздник все же.

— Ну да. — Рунька тяжело и как-то очень по-взрослому вздохнул. — Кому и праздник…

Вернувшись ко входу в царские-мои покои я открыл дверь и пару секунд полюбовался вытянувшимися во фрунт Блистательными.

— Пацана-то почему не покормили?, — негромко поинтересовался я.

— Не могу знать!, — отрапортовал, и тоже очень тихо ( зато с каким выражением! ) гвардеец.

— Вот что, голубчик… Пошли кого-то из слуг, пусть принесут чего-нить пожевать. И кастеляна Ежиного гнезда ко мне. — распорядился я.

Папак из Артавы примчался минут через семь, запыхавшийся и с подносом в руках.

— Ва…, — он глотнул ртом воздуха. — Ваше величество не накушались за столом?

Так-то он не жирный, просто с небольшой возрастной полнотой — четверть местного века уже разменял, — но физическая форма у князя не ахти, вот и подводит дыхалка.

— Блюдо поставь. — посоветовал я, мрачно разглядывая Папака из кресла, в котором ждал дворцеуправителя.

— Как… уф… прикажете. — кастелян огляделся, нашел подходящий столик и опустил поднос на него. — Ваше величество… уф… желали меня видеть?

— Желал. — я резко поднялся, и невольно скривился от резкого прострела в спине. — Ты, блядий сын, чего вытворяешь?

— Я… не совсем понимаю…

— В том-то и дело, что не понимаешь. — процедил я сдерживая дозревшую, и теперь рвущуюся наружу ярость. — Ты кота моего покормил?

— Д-да, ваше величество. И поваренка за ним присматривать…

— Видел. — резко, но негромко оборвал его я.

Оный поваренок через пару комнат сидит возле кота, и слышать как разносят его начальство мальчику вовсе незачем — у подчиненных от этого совершенно нездоровые мысли о мировой справедливости и заступничестве от высшего руководства рождаются.

— Видел, и вполне им доволен. — Папак перевел дух, однако лицо его по-прежнему выражало недоумение — ну чем может быть не удовлетворен царь, если все сделано верно?, — А скажи мне, бриллиантовый мой, почему кота ты покормить не забыл, а человека голодом моришь?

— Ваше величество, мальчик серьезно провинился — уронил и разбил тарелку с куриными потрошками, отчего те выбросить пришлось, — и в наказание был оставлен без обеда, но когда вы изволите его отпустить он сможет повечерять.

— Скажи, князь, вот ты совсем дурак?, — я тяжело вздохнул и устало опустился в кресло. — Ты понимаешь, какую мне создаешь репутацию среди подданных? Царь, в праздник, в день своей коронации, когда он милостив ко всем быть должен, морит ребенка голодом, при том заставляя его кормить своего кота всякими там… Что был за паштет?

— Из печени индюшек, ва…

— Всякими индюшачьими паштетами. — прервал его я. — Ты вообще соображаешь, что ты натворил? Да присядь уже, не стой столбом!

Папак из Артавы плюхнулся на стул со все еще не прошедшим недоумением на лице.

— Но ведь, ваше величество, не наказать его за проступок было никак не можно. — с некоторой даже и обидой в голосе произнес он. — Иначе всех слуг разбаловать не долго. Вы вот, государь, на меня гневаться изволите, а я ведь Руньку этого от голодной смерти, почитай, спас. Отец у него знатный был рыбарь, его улов во дворец мимо торговцев-перекупщиков всегда шел, а как он потонул в шторм, так я сам вдову в Ежиное гнездо прачкой позвал, сходить в их хижину не погнушался. Только кукушка она, спуталась тут с одним из слуг, а ему захребетник оказался ненадобен. Сердце им судья, но я тогда и мальчика во дворец на кухню пристроил, да не гоню, хотя убытка от него больше чем пользы. А вы, ваше величество, мне такое вот обидное выговариваете…