Владимир Свержин - Крона огня

Вся эта неспешная деловитая суета несколько развлекала Брунгильду, но все же ей было нестерпимо скучно. Благородная дама терпеть не могла этого ощущения. Оно вызывало в памяти недобрые воспоминания о многолетнем забытьи в пещерном склепе, где не происходило ничего, где чужая жизнь будто проносилась сквозь нее, почти не задевая, скользящая, как мимо мутного окна.

Чтобы как-то развеять скуку, она велела привести к себе закованного в цепи Мустафу. Коварные планы ее дорогого супруга не давали Брунгильде покоя. Если правда, что Элигий в сговоре с ее беглым родичем, то уж явно мавр не дружеские приветы ездил передавать. Значит, Бастиан, как водится, оказался прав: поблизости вызревает, словно зерно, невидимое в золотом колосе, жуткий, коварный заговор. Если это так, не зря Рейнар оставил ее тут и велел собирать войска. Неведомым верхним чутьем он предугадывает вражий замысел, и ей, благородной даме Брунгильде, надлежит…

Что надлежит благородной даме, она толком не успела подумать — в залу, сопровождаемый четверкой крепких вояк, гремя кандалами, вошел Мустафа. Сестра Пипина нахмурилась, придав лицу недоброе выражение, какое не раз видела у своего брата.

— Рассказывай обо всем без утайки! — смерив пленника презрительным взглядом, бросила хозяйка замка. — Не вздумай лукавить, мне все известно!

— Значит, ты знаешь больше моего, — буркнул в ответ мавр.

— Если расскажешь, что повелел тебе мой супруг, зачем ты ездил к Пипину, я сохраню тебе жизнь.

— Мне нет до этого никакого дела. Всякий, родившийся на свет, обречен на смерть. Попытка купить себе жизнь ценой измены — глупа и недостойна. Лишь верный и сильный духом войдет в царство божье, и смерть тогда станет для него благодеянием.

Брунгильда поразилась столь длинной фразе в устах молчаливого берберийца, но и не думала останавливаться. Изменить свое решение ее заставило появление одного из баронов. Он вошел, будто не замечая узника, отодвинул его плечом и быстро, много быстрее обычного, склонил голову перед хозяйкой Форантайна.

— Благородная госпожа Брунгильда, только что прибыли дозорные. Со стороны гор к замку движется большущая толпа каких-то оборванцев. Они направляются именно сюда, никто не знает зачем, но все мужчины в этой толпе вооружены, многие имеют щиты, шлемы и кольчуги.

— Это что же, мятеж? — сбивающимся голосом поинтересовалась Брунгильда.

— Не знаю. Могу лишь сказать, что предводители толпы в своих выкриках не раз упоминали слова «Нурсия», «Рейнар». Моим людям удалось подобраться совсем близко, и они слышали речи своими ушами.

— Вот оно что?! — нахмурилась дама. — Хорошо. Я желаю лично говорить с предводителями этих людей.

— Но они чрезвычайно опасны.

— Это многое объясняет, но ничего целиком, — посетовала хозяйка замка. — Для кого опасны? И кто они?

— Как доложили мои люди, их ведет некий Зверолов.

Мустафа напрягся, услышав знакомое прозвище. Это не укрылось от глаз Брунгильды.

— Ты что же, его знаешь?

— Полагаю, и вы знаете его. Он служил вашему мужу и вел нас по следу абарского душегуба, похитившего вашу подругу Ойген.

— Неужели тот самый?

— Я сказал лишь, может быть, — уклонился от прямого ответа Мустафа, отчего-то внутренне ликуя, будто сейчас доложили о подходе отряда, присланного освободить его и его людей.

— Этого в темницу! — резко скомандовала дама. — А мне коня, оружие и доспех.

— Но подобает ли?.. — удивился барон.

— Подобает. Я сама выясню, зачем он идет сюда с оружием в руках. А вы будьте готовы к бою. Если что, я подам знак к атаке.

Не прошло и часа, Брунгильда верхом на легконогом неаполитанском скакуне мчалась вдоль толпы, вооруженной охотничьими копьями, топорами, длинными ножами, скрамасаксами и снаряженной чем Бог послал. Увидев всадницу, Зверолов выбежал ей навстречу, возбужденно размахивая руками.

— Госпожа Брунгильда! Госпожа Брунгильда! Это я!

Дама осадила скакуна возле предводителя народного воинства.

— Рада тебя видеть, Зверолов! Но что ты тут делаешь, кто все эти люди?

— Здесь свободные франки, а также их рабы. За нами идут семьи и все, кто смог убежать и спастись.

— О чем ты говоришь, старый приятель?

— Нас послал сюда ваш друг, сэр Жант. Он сказал, что здесь можно отыскать Рейнара-нурсийца, и он знает, что делать. Все мы готовы сражаться, — Зверолов обвел рукой вооруженную толпу, — под его знаменем! И потому направлялись в Форантайн, как сказал принц Нурсии.

— А сам он где? — В душе воинственной дамы неожиданно проснулось воспоминание о ее первой, увы, неудачной, влюбленности.

— Сэр Жант остался там, — печально склонил голову следопыт. — Не знаю, жив ли сейчас. Когда он послал меня в селение уводить моих родичей, все лишь начиналось, и он остался один на один с врагом.

— Каким врагом? Против кого вы собираетесь воевать?! — в недоумении воскликнула Брунгильда.

— Хаммари, много хаммари! Они прорвались, убили дракона и идут сюда!

Лицо славной воительницы геристальского дома помрачнело.

«Неужели Рейнар предвидел это еще тогда, перед отъездом из замка? Выходит, что так».

— Мэтра Рейнара сейчас нет в Форантайне. Он собирает войска в Париже. Но, полагаю, вскоре появится здесь. Пока же, если доведется, я сама поведу вас в бой! — Достойная наследница храбрых воинов геристальского дома выдернула из обтянутых тисненой кожей деревянных ножен отточенную спату. — Враг не пройдет!

Фра Гвидо Бассотури стоял у окна, крепко сцепив пальцы и шепча слова молитвы. Переполнявшее его негодование требовало выхода, но высокий сан и серьезность возложенной на него миссии не давали злой обиде вырваться наружу. «Как же такое может быть? Как это могло случиться?! — кусал губы монсеньор кардинал. — Посадить под стражу меня, посланца святейшего папы! Благословенного преемника святого Петра, которому еще от первейшего из апостолов завещано по своему усмотрению возвеличивать земных владык и низвергать их?! Как он посмел?! — Но это были пустые слова, фра Гвидо чувствовал это, и оттого злился еще сильнее. — Надо отправить гонца в Рим, — усмиряя клокотавшее в груди негодование, подумал монсеньор примас, — предупредить его святейшество о злодеяниях нурсийских выскочек. И если оружие небесное не пугает мерзкого еретика, то самое время подумать об оружии земном».

Он повернулся, стараясь придать себе утраченный вид горделивого спокойствия, подошел к рабочему столу, тряхнул бронзовым колокольчиком. Секретарь неслышно вошел в личные апартаменты его высокопреосвященства.

— Будут ли какие-то распоряжения?

— Принеси пергамент, отточенное перо и чернильницу. Я продиктую тебе послание его святейшеству.

— Повинуюсь, ваше высокопреосвященство. — Секретарь вышел и через мгновение вернулся со свитком пергамента. Чернильницу и связку хорошо очиненных перьев он всегда носил у пояса — грубого вервия бедного монаха.