Дмитрий Дюков - «Рядом с троном – рядом со смертью»

Проведя обряд внутри, он наставительно заметил:

– Иконто пошто в углу не повесили? Под Божьим взором, поди, бесовщина б так не разгулялась.

Замечание святого отца я принял во внимание. Помимо дополнительно устроенных печей с широким горном, только внутри которых теперь разрешено было проводить опыты, в красном углу развесили образа с ликами Спасителя и Богородицы. Посоветовавшись с Тучковым, мы решили в случае всплеска диких слухов о княжеской лабораторной избе в очередной раз провести освящение. Если б и это не помогло успокоить народ, то пришлось бы посылать к Ростовскому митрополиту, ведь священниками, могущими совершить обряд изгнания нечистой силы, распоряжался в нашей епархии только он.

Буквально через день после возобновления работ в химической мастерской в гончарной слободе Углича произошёл крупный пожар. Я помчался туда вместе с Жданом, боясь, что пламя перекинется на находящиеся рядом помещения суконной мануфактуры. К нашему приезду посадский люд уже организовался и вовсю помогал бороться с огнём. Собственно, основных пожарных приёмов имелось всего два – разборка построек вокруг загоревшегося строения и горячие молитвы Николаю Угоднику, иконы которого принесли на пожар и повернули ликом к огню. К счастью, день выдался маловетреным, и пламя, сожрав четыре подворья со всеми постройками, угасло. Несмотря на значительные усилия по разборке окружавших пепелище заборов и клетей, основную заслугу в оборении огненной напасти народ приписал Святому Николаю Чудотворцу. Жильцы сгоревших домов успели спастись и страшно горевали из-за гибели большей части имущества. Ждана я отослал к погорельцам пообещать денег в подмогу да разузнать, каким образом начался пожар. Вернувшись, дядька сообщил, что первой загорелась самая богатая изба, та, в которой дым выводился через крышу с помощью деревянных дымоотводных коробов. По всей видимости, от искры вспыхнула крыша из смолистого тёса. В полностью деревянных городах пожары представляли крайнюю опасность. Явно стоило подумать об организации хоть какой-то противопожарной службы, возложив её для начала на всё тех же городовых стрельцов.

В середине февраля я начал собираться в Устюжну-Железнопольскую. За пару дней до отъезда моим помощникам улыбнулась удача при проведении химических опытов. Возгонкой отходов кожевенного ремесла в солёную воду, с пропусканием потом через полученный раствор углекислого газа, выделенного из обжигаемого известняка, нам удалось получить сероватобелый порошок. После испытания полученного вещества кислотами и водой, скармливания его вместе с куском мяса цепным псам я решился попробовать его на вкус. Если меня не обманывали ощущения, мы выработали обычную пищевую соду. Выпарка оставшегося раствора дала соль с резким запахом, сильно похожую на нашатырь. Оставалось найти способы переработки пищевой соды в обычную и нашатыря в аммиак, чтобы успешно организовывать содовую мастерскую. Этим-то я и поручил заняться Юшке и Стеньке во время княжеской поездки на север удела.

До Устюжны небольшой угличский отряд добрался за семь дней, два из которых потратили на приём челобитных в Городецке. Большинство просьб были связаны со спорами о земельных участках и их границах. Разобраться в них самостоятельно я не мог и оставил все решения до возвращения в Углич. В Устюжне нас встретили довольно приветливо, наш старый знакомый Иван Федотов караулил нашу кавалькаду за двадцать вёрст от города.

По въезде в этот центр северной русской металлургии мне показалось, что запустевших дворов поубавилось.

Устюженский городовой приказчик это подтвердил:

– У нас ныне воз копанины железной в полтора дороже, чем в прошлом годе. В цене работные люди, вот и прибивается народ гулящий.

Этим же днём мы вместе с устюженцами поехали осматривать железоплавильные печи. Одна из них получилась практически точной копией устроенной мною, но вторая вышла изрядно усовершенствованной. На доменной трубе даже виднелось что-то вроде газоуловительного устройства, судя по валящему в небо дыму, не действующего.

Встречал нас у металлургической печи запомнившийся с прошлой поездки кузнец Фома. Судя по его рассказам, в зависимости качества получаемого чугуна от количества угля и силы воздушного дутья местные металлопромышленники уже разобрались. Большинство остальных предложенных мной нововведений казались им совершенно не нужными.

– Почто дым от домницы не ловите, как вам указано? – поинтересовался я у Фомы.

– Дело-то хлопотное, да бесполезное. Никаких прибытков, одни пустые траты, – махнул рукой устюжанин. – Крышку железную над дымоходом трижды на цепях вешали, то просто прогорит, то жаром снизу вышибет.

Дальнейший наш путь лежал к большим горнам, где чугун переделывали в ковкое железо. Отличались эти передельные печи от тех, что имелись в каждой кузнице, лишь размером да усиленным дутьём. Соответственно и стоимость получаемого в них железа выходила не сильно дешевле кричного, отличалось только количество.

Стоило придумать что-то более действенное, и мне вспомнились небольшие конверторы, в которых производили ограниченные партии сплавов на заказ. Насколько я помнил, в них вполне можно было избавляться и от примесей фосфора, так ухудшавших русское железо.

В Устюжне, так же как ранее в Городецке, население, видимо, специально ждало меня, чтобы завалить челобитьями и жалобами. Поскольку в поземельных отношениях я понимал крайне слабо, то дела разбирались Иваном Федотовым, что нравилось далеко не всем челобитчикам. Явилась ко мне и представительная делегация кузнецов Устюженского уезда, из тех, что в прошлом году не присутствовали при организации княжескопосадской артели металлургов. Били они челом о том, чтобы воспретить выработку железа другим способом, кроме кричного.

– С ентими хитрыми домницами совсем жизнь худа стала, – жаловались степенные ковали, все крепыши, как на подбор. – Руда и уголь вздорожали, работные люди-молотобойцы платы да кормов требуют больших, чем о прошлых годах. Купчины же заезжие старой ценой крицы куплять не желают, в дешевле торгуются, а ежели мы не сбавляем, то у твоих, княже, доменщиков берут. Совсем исхудали мы, того и гляди, штоб с гладу не сгибнуть, меж людей пойдём Христа ради, с жёнами и ребятишками своими. Помилуй, княже, воспрети своим людишкам из сего чугуна железо выделывать. А не дашь нам правды по старине, тако мы царю Фёдору Иоанновичу челом станем бить, о несчастиях наших.

Вопрос оказался серьёзный, а впутывать в него верховную власть не хотелось совершенно. Поэтому я предполагал поступить тут так же, как в Угличе с мастерами-гвоздоделами. Озвученное довольно щедрое предложение обрадовало далеко не всех жалобщиков. Те, кто жил в самой Устюжне и её ближайших окрестностях, вполне согласились за княжеский счёт устроить себе металлургическое производство. Однако проживавшие вдалеке от города крестьянские кузнецы остались всё равно недовольны, им для работы на артельном производстве требовалось сменить место жительства. Немного подумав, я выложил другую идею. Мной было предложено новую домну, которую планировалось начать строить в ближайшее время, сделать паевым товариществом. Всем кузнецам Устюженского уезда князем выдавалась, без всякого росту, на три года ссуда на покупку небольшого пая. Помимо предполагаемых долей от прибыли, участники товарищества получали право на первоочередной приём на работу и продажу заводу угля и руды. Те, кто не смог бы выплатить за три года ссуду, просто лишались своего пая, переписанного на князя. Для учёта вложившихся заводилась паевая книга. Эта идея народу понравилась, ещё бы – предлагалась возможность до скончания дней получать прибыль, ничего не вкладывая и, по сути, ничем не рискуя. Кузнецы ещё чуток пошумели, поспорили – обманут их или нет, и разошлись. Я, в общем-то, тоже оказался в выгоде – домну строить всё равно бы пришлось за мой счёт, иных владельцев крупного капитала в окрестностях не водилось. Серебра кузнецы на руки не получали, только записи в паевой книге, зато вполне можно было рассчитывать на их лояльность и активное трудовое участие.