Максим Шейко - Идут по Красной площади солдаты группы «Центр». Победа или смерть

– Каждая? – Нойнер, за истекшие сутки вернувший себе не только бодрость духа, но и свое обычное ехидство, не смог удержаться от «шпильки».

Недамански на секунду задумался – подколка Ганса все-таки вывела его из равновесия, хотя и ненадолго.

– Нет, пожалуй, обе. Да хоть бы и каждая! Какая разница? Главное: одну из них закрепили за нашим отделением! Представляешь? Я даже имя ее узнал – Сольвейг Солемдаль! Здорово звучит, правда? Как в музыке какой-то классической… не помню названия [19]. Настоящая норвежка – дочь викингов! Голубые глаза, золотистые косы, длинные ноги, грудь… – Бенно откинулся на подушку и мечтательно закатил глаза.

Через каких-то полтора часа безжалостная действительность разбила его хрустальные мечты самым жестоким образом.

Когда во время обеденного обхода вместе с немолодым врачом в палату, громко топая туфлями сорок первого размера, вошла сутулая, костлявая тетка неопределенного возраста с абсолютно плоской грудью, массивной, как булыжник, челюстью, «лошадиным» лицом, водянистыми глазами и практически бесцветными жидкими волосами и бровями, случилось чудо. Бенно, который от предвкушения встречи со скандинавской красавицей последние полчаса буквально не находил себе места, увидев предмет своих вожделений, онемел на целых 10 минут! Даже на вопросы врача о самочувствии он только мотал головой и мычал что-то нечленораздельное.

Ганс, наблюдавший эту картину, буквально давился от смеха, накрывшись купленной вчера в городе газетой и беззвучно сотрясаясь от душившего его хохота. Лишь через пару минут, после того как доктор со своей спутницей покинули палату, Бенно смог выдавить из себя первую фразу:

– Что это было???

– Валькирия, камрад! Даже не сомневайся – настоящая валькирия! – Ганс наконец-то дал выход своему безудержному веселью.

– Э-э-э… – едва ли не впервые в своей жизни Бенедикт Недамански не нашелся с ответом. Зато Нойнер развлекался вовсю.

– А ты думал? «Бедра, грудь», – Ганс передразнил недавние восторги товарища по несчастью, – ерунда все это. Главное для настоящей валькирии, чтобы кольчуга удобно надевалась! А на ту грудь, что ты показывал, не то что доспехи – парашютный купол не натянешь.

– Дьявол! Не завидую я в таком случае тем, кто попал в Вальхаллу и вынужден пялиться на таких страхолюдин до самого конца света. Это ж похуже, чем в чистилище сидеть в ожидании Страшного суда!

– Ага. Зато представь, с какой яростью будут сражаться эти вояки, когда придет день последней битвы – после такого зрелища их уже ничем не испугаешь!

Словом, норвежка действительно произвела фурор, правда несколько не такой, как рассчитывали находящиеся на излечении герои рейха.

А вот у Ганса дела стремительно пошли на лад. Как ни странно, но назойливый сосед и новая медсестра (которая, по выражению все того же соседа, была самым жутким из всех ужасов войны, с которыми ему доводилось встречаться), даже по отдельности способные нагнать смертную тоску на кого угодно, вернули ему тягу к жизни. Точнее, Нойнер ощутил просто непреодолимое желание оказаться от них как можно дальше. Ну а вслед за стимулом появились и результаты. Уже к концу февраля медицинская комиссия констатировала полное выздоровление оберштурмфюрера и постановила выписать его из больницы и направить в действующую армию – лечебная эпопея Ганса закончилась.

Правда, немедленная отправка на фронт все же не состоялась. Оберштурмфюрер Ганс Нойнер получил месячный отпуск «для окончательного восстановления моральных и физических сил» и в последний день уходящей зимы, сев на поезд Дрезден – Мюнхен, отправился домой, собираясь в точности последовать полученной рекомендации.

Примерно в это же время отдыхом на природе занимался еще один человек – Гейдрих решил ненадолго отвлечься от повседневной рутины и вырваться из напряженной атмосферы гитлеровской ставки. К концу февраля дела в его ведомстве, которое лихорадило от постоянных преобразований и реорганизаций всю прошедшую зиму и осень, более-менее нормализовались, и Рейнхард Тристан получил, наконец, возможность отправиться в долгожданный отпуск.

Десятидневный отдых с семьей на горнолыжном курорте в Баварских Альпах и вправду пошел на пользу. Исчезли моральная усталость и постоянно давящее напряжение. В голове вновь зароились идеи и сами собой стали складываться новые грандиозные планы. Появилась возможность, отвлекшись от повседневной рутины, взглянуть на последние события со стороны, заново проанализировать создавшееся положение и немного подумать о грядущем. Собственно, этим Рейнхард Гейдрих и занимался в последний день своего отпуска, сидя в кресле у уютно потрескивающего углями камина.

Цепкий взгляд главы РСХА скользил по слегка колышущимся за окном шале веткам вековых елей. Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих размышлял.

«Итак, очередной этап в карьере успешно пройден – мне удалось сломить последнего значимого внутреннего конкурента на ниве тайной войны – Абвер. Теперь я подмял под себя практически все спецслужбы рейха. Отныне РСХА – имперская служба безопасности, образованная в кажущемся таким далеким, 39-м году слиянием СД (служба безопасности) и зипо (полиция безопасности), является единственной полноценной спецслужбой рейха.

Конечно, формально Абвер никуда не делся – его подчинение РСХА носит временный характер, что подчеркнуто во всех приказах, определяющих текущее положение вещей. Но, как говорится, нет ничего более постоянного, чем что-то временное. В любом случае, после той чистки, что устроили люди «папаши Мюллера», армейская разведка вряд ли сможет оправиться. Лучшие кадры после весьма тщательной проверки будут переведены в мое ведомство, а создать новую структуру и развернуть агентуру – дело нелегкое. – Гейдрих жестко усмехнулся. – Пожалуй, будет даже лучше вернуть Абверу «независимость», предварительно подрезав ему крылья и ограничив его функции исключительно военной сферой».

Обергруппенфюрер потянулся, хрустнув суставами, и подбросил в камин еще одно березовое поленце из стоящей рядом аккуратной металлической корзины, после чего продолжил свои неспешные размышления.

«Впрочем, итог тихого противостояния с Абвером, длившегося еще со времени создания СД, был вполне закономерен. Слишком уж вяло работает армейская разведка, слишком слабую агентурную сеть они смогли развернуть, слишком много проколов допустили… Слишком много. Так что случившаяся как раз месяц назад казнь адмирала Канариса через повешенье (как шпиона) и нынешнее плачевное положение некогда грозной спецслужбы – всего лишь логичный результат борьбы за существование – побеждает сильнейший!»