Максим Шейко - Идут по Красной площади солдаты группы «Центр». Победа или смерть

Чутье его не подвело! Во дворе дома ему попался на глаза какой-то мужик, по-видимому – хозяин, с типично кавказской внешностью, дополненной сейчас расквашенным и опухшим носом и здоровенным фингалом на пол-лица. При виде Ганса, с нехорошим видом обозревавшего дом и другие дворовые постройки, у аборигена явственно задрожали коленки, быстро поклонившись и стараясь не смотреть Нойнеру в глаза, он торопливо юркнул куда-то за угол дома. Ганс при виде этих эволюций только хмыкнул и, ориентируясь в основном на слух, уверенно отправился в расположенный за домом сад, уже практически не сомневаясь в том, что там обнаружит.

В саду царила идиллия. Вокруг расстеленной под деревьями скатерти развалились в живописных позах почти все унтер-офицеры его роты – не хватало только Баллака. Посреди скатерти красовалось большое блюдо с дымящимся шашлыком (видимо, попавшийся Гансу на глаза хозяин дома как раз приносил новую порцию), вокруг которого плотным строем стояли бутылки с вином и виноградной водкой разной степени наполненности (еще несколько, уже явно пустых, валялось в стороне). Натюрморт дополняли многочисленные тарелки с фруктами и кусками лаваша на скатерти, а также огрызки груш и мандариновые шкурки, равномерно разбросанные в некотором отдалении от эпицентра событий.

При виде Нойнера шутки, хохот, звон посуды и бренчание струн, на которые Ганс ориентировался во время своих поисков, разом смолкли – унтера с опаской уставились на вновь прибывшего. Людвиг Ламм осторожно убрал за спину гитару. Фриц Клосковски замер с поднесенной к губам кружкой с «чачей». Анди Бирнбахер удивленно раскрыл рот, отчего недавно прикуренная сигарета оказалась на скатерти, в которой теперь прожигала аккуратную дырочку. Обершарфюрер [43]Альберт Бранд – командир третьего взвода – закашлялся, подавившись яблоком…

Немая сцена продлилась секунд тридцать. Наконец Крюгер сумел выдавить из себя:

– Командир, мы все объясним!

– Не сомневаюсь. – Ганс буквально лучился ехидством. – Для начала объясните: кто сейчас дежурный по роте?

Ганс подсел к «столу», небрежно отпихнул ботинком пустую бутылку и, подхватив с тарелки крупный мандарин, принялся его чистить.

– Я.

Произнеся это, Бринкманн выдал такой тяжкий вздох, словно ожидал немедленной казни.

– О, неужели? И как идет дежурство, происшествий не было?

Ответом послужил еще один тяжкий вздох.

– Ладно, – Ганс отбросил в сторону снятую кожуру и в упор уставился на провинившуюся компанию, – слушай сюда, жертва военной медицины: если через десять минут я не получу исчерпывающий доклад о состоянии дел в роте и обо всех происшествиях за последний месяц, то ты пожалеешь, что не помер от своего аппендицита! Время пошло!

Обершарфюрера как ветром сдуло. Ганс задумчиво покрутил в руках очищенный мандарин и, разломив напополам, не спеша слопал.

– Ну а вы чего расселись?

Унтера стремительно повскакивали, на ходу поправляя форму и стремясь принять официальный вид.

– Где Эрвин?

– Оберштурмфюрер Книпп пять дней назад убыл в госпиталь. Дизентерия.

Ганс хмыкнул:

– А-а-а, ну тогда все понятно. Кто исполняет обязанности?

– Унтерштурмфюрер Швайнштайгер.

– Кто-о-о??? – В голосе Нойнера было столько удивления и презрения к командирским способностям подчиненного, что по неровному строю унтеров прокатилась волна смешков и ухмылок.

– Где это ходячее недоразумение?!

Ламм, пытавшийся незаметно отодвинуть ногой лежащую рядом гитару подальше, сдал Швайнштайгера с головой:

– Так он со своей девкой, наверное…

– С кем???

– Это там. – Ламм, уклонившись от ответа на последний вопрос, указал рукой на возвышающуюся над деревьями крышу дома.

– Убью гаденыша. Через десять минут общее построение. Если хоть кто-то не сможет стоять в строю ровно – пеняйте на себя. Бего-о-ом!!!

Уже выбегая со двора, Бранд подпихнул локтем топающего рядом Клосковски:

– Ну, мы и попали! Говорил же тебе: надо было пару часовых выставить.

– Кто ж знал? Дьявол! Теперь он нам это припомнит.

– Сами виноваты – расслабились.

– Да ладно, переживем. Зато теперь у нас снова есть КОМАНДИР!

– Ага, вовремя – говорят, через пару дней опять в бой пошлют, со Свиненком бы мы таких приключений выгребли…

– Теперь нам это не грозит – ротный из него холодец сделает.

Пока унтера, обмениваясь нервными шутками, собирали и строили своих солдат, Ганс «принимал дела» у своего заместителя.

– Кристиан, поздравляю: ты идиот, кретин, дебил и имбецил в одном лице! Ты командуешь ротой всего пять дней и что в результате? Все унтера, включая дежурного по роте, устроили пикничок, рота разбрелась неизвестно куда, из дозорных – единственный часовой на въезде в село, а ты валяешься на кровати и художественно плюешь в потолок!

Швайнштайгер попытался что-то сказать, но в это время в комнате появилось новое действующее лицо. Девушка лет 17–18 в довольно коротком платье (чуть выше колен) и потертых летних туфельках осторожно заглянула в приоткрытую дверь. Быку показали красную тряпку.

– Свиненок, просто назови мне хоть одну причину, по которой я не должен тебя арестовать и передать в трибунал.

– Э, Ганс, это не то, что ты думаешь! Это Анна. Я ее взял переводчиком – она хорошо говорит по-немецки.

– Да ну?

– Я слышал, как она обратилась к солдатам по-нашему, и подумал…

– Ты мне не ври! Чтобы думать, мозги надо иметь, а у тебя их с роду не было! Какой она на хрен переводчик??? Она что, знает, чем отличается дивизия от дивизиона, а пушка от гаубицы, и сможет это все на двух языках объяснить? Нет? А что она тогда тебе переводить будет, надписи на заборах? Кстати, ты ведь не забыл внести ее в списки роты, поставить на довольствие, выдать соответствующую форму и документ, удостоверяющий личность?

– Я… не успел.

– А под подол к ней залезть успел?

Тут Кристиан потупился и густо покраснел.

– Ты что, я не…

– Ну и дурак!

Такой резкий поворот выбил Швайнштайгера из колеи еще больше.

– Почему? Я же…

– Потому что теперь уже не получится! И заткнись уже, наконец! Может, хоть так за умного сойдешь, если издалека и не приглядываться.

Кристиан послушно закрыл рот и с понурым видом уставился в пол. А Ганс тем временем критическим взглядом уставился на девушку, испуганно жавшуюся к стене и норовившую спрятаться за спину Швайнштайгера. Последние слова Свиненка навели Нойнера на мысль приглядеться к ней более внимательно. Девушка как девушка. Симпатичная. Довольно высокого роста, стройная, худенькая, пожалуй, даже слишком. Беспорядочно рассыпавшиеся вьющиеся темно-каштановые волосы чуть-чуть не достают до плеч, высокий лоб, серые глаза – большие и испуганные, прямой тонкий нос, пухлые губки. Фигура… фигура еще девчачья, хотя кое-какие округлости уже появились. Через минуту Ганс подвел итог своих наблюдений: «В общем, девчонка, конечно, симпатичная, если ее нормально кормить, то через пару-тройку лет будет очень даже ничего… так что если Свиненок думает на перспективу…» Переведя взгляд на виноватую рожу Швайнштайгера, по которой блуждала, то исчезая, то появляясь вновь, глуповатая улыбка, Ганс тут же отбросил последнее предположение как явно фантастическое – никаких мыслей, тем более перспективных, там и близко не водилось.