Cyberdawn - Прекрасный старый мир [СИ]

И перьев на башке не имел, а имел башку непокрытую, с чёрными и блестящими волосами, забранными в две натуральные косички.

“В девках ещё, небось” — почти шёпотом состроумствовал я Миле на ухо, напомнив старый славский обычай. Подруга челом покраснела, очи выпучила, меня по плечу шлёпнула легонько. Ну а моя справедливость шепнула “вчера, ипподром”. Вот теперь отомщен, довольно рассудил я.

Тем временем, абориген со своего транспорта слез, да шкуру, за его спиной принайтовленную, снял (последняя ранее мне мешала убедиться в отсутствии пера на заднице, ну а ныне я сие отсутствие своим оком установил).

А развёрнутая на земле шкура оказалась этакой сумкой: ножи, топорики (с древком, но мелкие), наконечники для копий, самострел и несколько палок, вроде луков. И верёвок кожаных моток. Мила самострел цапнула, тройку болтов к нему, да принялась тетиву снаряжать, вполне профессионально. Ну и воплей “я тоже хочу!” не вызвала.

Ну и я потихоньку со своего транспортного модуля сполз, да кожанную верёвку по примеру Морсгена прихватил. Верёвка как верёвка, с петелькой, оценил я. Да и неохота мне геройствовать, пусть местные сами веревками говядину ловят.

Сам же академик на лошадь взгромоздился, да и к нам с Милой подъехал.

— Сейчас проводник нас на матёрого зубра выведет. Госпожа Сулица, — коснулся он полов шляпы. — Вижу, что самострел вам знаком, но просьбу имею — не использовать, ежели только угрозы жизни не будет.

— Как скажете, господин Суторум, — кивнула подруга.

— А вы, господин Терн, с арканом управитесь? — с некоторым превосходством вопросил сей тип.

— При нужде — да, — улыбнулся я, мысленно посылая охотника сего к начальнику своему.

— Вот и отлично, — заключил Морсгент и отъехал к своим научникам.

Ну и доехали мы до какой-то лютой, пудов на сто, не меньше, мохнатой кучи говядины. Питалась сия куча на поляне, на нас, в паре десятков аршинов вставших, лишь ухом дернула. И тут соохотнички наши с места поскакали, охватывая скотину с краёв. И проводник вдаль отскакал. Переглянулся я с Милой, пожали мы плечами, да и стали наблюдать. А эти… нехорошие люди своими верёвками кожаными стучали по деревьям, да и по говядине, явно её яря. Говядина взъярилась, да и нас, деревьями не скрытыми с Милой узрела. И понеслась, наши персоны имея в виду. Ещё и конина подо мной психовать вздумала, еле удержал.

Вот сволочи импортные, припечатал я соохотничков. Они же специально говядину на нас натравили. Опять ритуал, небось, дикарский, мысленно вздохнул я, жестом Милу останавливая. Прикинул траектории, да и сместился несколько, верёвку бросая. На башку верёвка не влезла, но за рога уцепилась. А мне более и не надо, решил я, резко, с эфиром дернув верёвку вбок. Аж мой транспорт повело, на удержание эфирное невзирая. Но говядина разогнавшаяся вильнула и лобешником в тощее деревцо впечаталась. Деревцо от впечатывания треснуло, завалилось, но инерцию говяжью погасило. Да и сама говядина, не рогами стукнувшись, видно, сотрясение черепа поимела, замычала, зашаталась, да и на землю осела. Ну а моя добычливость веревку с рогов сдёрнула, к себе притянула, да и накинула на говядину по новой. Благо, на передние лапы тщащаяся встать говядина этому весьма способствовала. И пережал я верёвкой горло говядине, от чего она сомлела, на мир обиделась и сознания от обиды лишилась.

И тут эти, чтоб их, соохотнички, с гиками и криками, вроде как поздравлять явились. Вот набил бы им всё, сволочам импортным, да этикет, да служба, чтоб его, мысленно вздохнул я.

— Поздравляю, господин Терн, — хамски лыбился Морсгент. — Прекрасная выдержка и отличная добыча. Ваша по праву. Вы не в обиде на нашу традицию? Всё же, вы в первый раз участвуете в охоте, положено, — это он вроде как извинился, скотина злонравная.

— Нисколько, — оскалилась моя дипломатичность. — Значит, добыча моя? — уточнил я, на что последовал кивок. — Вот и отлично, — с этими словами я сдёрнул веревку с сомлевшей говядины.

Впихнул верёвку аборигену, а через несколько секунд ему же пихнула самострел меня понявшая Мила. И шагом, под недоумевающими взглядами, направили мы свои транспортные биомобили в обратный путь. Но, выдержав паузу, я свой модуль придержал, да и бросил соохотничкам:

— Приглашаю вас, уважаемые, в едальню пристойную, охоту отметить.

— А зубр? — недоумевал Морсгент.

— Так это моя добыча, — оскалился я. — Пусть гуляет.

Публика мой ответ скушала, пошушукалась и даже изволила признать, что в праве я своём. А отсутствие шашлыка зубрячьего вполне на кару за “невинную шутку” тянет, так что даже соизволили представиться. В принципе, как я частично узнал по мордам, так и догадался, была троица мужей и две девицы (хотя и возраст не подходящий, но пусть девицами будут, галантно и мысленно решил я) ведущими специалистами энергетической кафедры и приятелями (а, подозреваю, и соуправителями) Суторума.

В общем, добрались мы до Полиса. Правда я, на обратной дороге, начал в полной мере испытывать неэргономичность и прочие поганые свойства транспортного биоартефакта. В смысле стал, как бы это помягче, себе зад отбивать и ноги натирать. В местах неудобных, на сбрую кожаную невзирая. И вонял этот модуль потом отвратно, вот что в этой пакости Мила находит?

Но превозмог, хотя походка у меня, уже в Полисе была несколько… странная. И ведь эфиром не воздействуешь толком, печалился я, столь искусно я эфиром не овладел, да и пятёрка одарённых точно взирать и ехидствовать будут. В общем, в едальне в уборной поправлюсь, а пока потерплю, мужественно решил я.

С едальней, кстати, вышло довольно просто: в паре шагов от Полисных врат сияла стеклянными стенами и охотничьей фигнёй типа “трофеи” едальня “Привал охотника”, очевидно, весьма востребованное и тематическое место. Ну и не увидеть сие заведение от ворот было затруднительно, так что на него я и нацелился.

Разместились мы за столиком (я, кстати, дополнительным спектром ощущений в афедроне и окрестностях насладился), и здравицы пошли: за охоту удачную и интересную (попробовала меня уколоть одна из дам, на что я столь широко улыбнулся, что увяла она). За здравие, за сотрудничество плодотворное, а на последнем я извинился, да общество покинул.

Раскорячился в уборной, да стал, в меру сил, межножие своё латать от диверсии конячьей. И хоть не терапефт, но полегчало. И тут в кабинку, где я раскоряченный пребывал, стук.

— Господин Терн, — раздался взволнованный голос Суторума. — С вашим секретарём неприятность…

Договорить он не успел, рванул я в зал. И что я вижу: стоит некий хлыщ, в шляпе столь широкополой, что под ней три хлыща уместить можно. Морду имеет улыбчивую, но глазки бегающие. А Мила в него из “Весты” целится. Ну, цела-жива, успокоился я.