Cyberdawn - Прекрасный старый мир [СИ]

Но концепции “превентивных ударов” “врагов в будущем” и прочие подобные если умозрительно и рассматриваются, то, в основном, таковыми и остаются. И даже дожди разум более на защиту от агрессии возможной повернули, по крайней мере на первый момент. Потом — да, это как раз часть из того, чего я опасаюсь, “переформатирования сознания Мира”, но в ближайшие десятилетия люди более о безопасности печься должны.

И вот тут идейки вроде бонб синтеза, ракетных двигателей, да в конце концов, оружия бактериологического и климатического (в мире одарённых возможного и действенного). То, что я умозрительно таких вариантов опасаюсь — далеко не показатель, что его творят. Реально несколько иной, с Миром Олега, формат сознания и ценностей.

Да простейший пример: ныне уже половины одарённых, из дождь кровавый сотворивших, нет на этом свете. И психологи не помогли: не психопатически, а осознанно подготовились, попрощались, да из жизни ушли, потому как невыносимо жить им было. В Вильно сменился Легат, уважаемый милитант, прошедший не одно омоложение. Кто скажет — сбежал, так и то верно, но и понять можно. Ну и в прочих Полисах, славских и данских, картина схожая.

В общем, не нравится мне этот возможный впопуданец, окончательно решил я, оборвав мыслеблудие своё. И бес возьми, надо разобраться, что от него, такого красивого, ждать, а возможно, удушегубить к бесам. На души прекрасные порывы и нутро своё нежное не оглядываясь, с мысленным вздохом заключил я. Да отпустил вожжи маски на полную, улыбку обретя характерную и занявшись просчетами устранения всех, кто мешает, ну и спасениями того, чего нужно.

Впрочем, лыба моя оказалась интерпретирована в ключе ином: довольный Морсгент протянул мне эфирофон, причём поокруглее, да и эргономичнее, нежели мой предыдущий.

— Десять связанных эфирофонов в первой партии, — довольно сообщил он. — Идея ваша вполне востребована вышла. Хотя был ряд попыток, — хмыкнул он, — “оптимизировать”.

— Каких, ежели не секрет? — заинтересовался я, невзирая на впопуданческие мысли.

— Да какой секрет, — отмахнулся академик. — Пустоту заместо давления разного, например.

— Так это ж первым в голову приходит, — отметил я. — И уж пустотную атмосферу обеспечить всяко легче, чем точные значения давления. Ну и температуры, — дополнил я.

— Вот! Правильно мыслите, — аж воздел перст Суторум. — Но нашлись: “проще, дешевле”, — противным голосом процитировал он. — А по итогам вышел ваш полимер аж в тринадцати вариантах, с разными условиями и составами живущий, притом при вскрытии точно и не установить, что да как.

— Тринадцать типов молекул, условия не пересекаются? — уточнил я.

— Нет, потому и тринадцать, так-то и больше возможно. В общем, весьма надёжно вышло. Кодировки и конкретного состава не скажу, — развел он руками, на что я понимающе кивнул. — Да, господин Терн, выплаты патентные вам почтовой доставкой в адрес Управы доставлять будут. Или адрес укажете?

— Пусть Управа. Я ежели место службы и сменю, так либо эфирофоном, либо почтой укажу, — ответствовал я.

На том беседу и закончили. Морсгент понимал, что в Пацифиде меня удерживает лишь создание приборчика (точнее, не оно, а добрые с ним отношения), так что после всучения оного, повёл нас с Милой на ту же самую террасу. Отходное застолье учинять.

Ну а я, на обратном пути, узрел впопуданца. Было ему лет под тридцать, взъерошен, неухожен. Пребывал в отгороженном закутке с чёрной девицей приглядного вида. Коя его чуть не за ручку водила. Нужно отметить, что тип сей лапу свою у чёрной выдирал, да и недовольство своё озвучивал довольно громко. Так что интерес мой был вполне понятен.

— Какой забавный диалект, — нейтральным тоном и с улыбкой отметил я. — Какой-то гибрид бриттского с местной речью? Хотя такого кваканья, вроде, у алеутов нет, — задумчиво протянул я. — “Фак, фак, фак”, — с улыбкой процитировал я впопуданца.

— Нет, это, видимо, придуманный язык, — с лёгкой ухмылкой ответил Суторум. — Довольно забавная история. Поучительная, но чрезмерно длинная, — выдал он, введя нас к террасе.

— И для застолья негодящая? — невинно уточнил я.

— Нет, почему же, вполне подходящая. Поведаю, ежели желаете. Это и вправду забавно, господин Терн, госпожа Сулица. Но и печально, так что прервите меня, коль рассказ мой вам надоест или станет неприятен, — проявил деликатность Морсгент.

И поведал академик уже за столом такую поучительную историю:

Итак, около года назад (что меня, признаться, несколько напрягло, впрочем, в итоге махнул я на “временное окно” рукой, есть и есть) сотрудник кафедры эфирной энергетики, Эурих Ратен, провёл некий эксперимент. Некий, потому что обладал “нравом вздорным, хоть и талантлив”. В общем, задержался на службе в ночное время, никого в известность не ставя, да и сжёг к бесам добрую половину оборудования лабораторий, да ещё и пожар сотворил. Что, как сделал — никто так и не выяснил, ибо кроме явных пространственных искажений, выброса энергии и пожара, было только эфирное возмущение силы невиданной. “Точно рассчитать не смогли, люфт такой, что и озвучивать стыдно”, признал собеседник.

И вот, вытаскивают, значит, службы пожарные сего Эуриха, в состоянии явно невменяемом, но живом, да и направляют его в лечильню. Поскольку был сей тип с явными повреждениями разной тяжести.

Ну и становится этот Эурих бездомным, нищим. Да ещё и рабом кафедры, поскольку ущерб нанес он неимоверный, а по всем законам и Полиса, и логики, сей ущерб он обязан возместить. Но из лечильни на второй день уходит на собственных ножках. Кафедра за него особо не волновалась, но через неделю был запрос от полицаев, а пристальное расследования открыло такую картину: итак, сей тип на ножки поднялся, да и просто из лечильни ушёл. С кем и о чем говорил и встречался — неведомо, но несколько часов спустя оказался он в инсулах рабов Полиса. Причём именно чёрных. И стал он, значится, завывать и проповеди нести, насчёт “плохого рабства” и прочего. Местные чёрные проповедям повнимали, но, как понятно, идеей смены “гражданского состояния” не воспылали, благо были естественно апатичны для своей расы, а не идиоты. Но разошедшийся проповедник не унимался. Начав поминать некоего бога.

На сие поминание слушатели заинтересовались, попробовали несколько ритуалов, закономерно результата не получили и выписали проповеднику некоторых люлей, в малой дозе, да и политикам сообщили. Поскольку преступлений сей тип не творил, а люлей огрёб по делам своим, как взрослый и ответственный разумный, полицаи его просто из инсул рабских вывели, да пинка направляющего выдали.

Далее начинается вторая часть анекдота: сей тип возжелал провести “парад в защиту прав сексуальных меньшинств”. Удержавшись от челодлани, я артистично вопросил, а, мол, это как? На что хмыкающий Морсгент просветил, что это, очевидно, если не муж с женщиной, а иным другим способом. Почему это “меньшинства”, и на кой нужен “парад”, рассказчик сам не понимал. Но тип бегал, к народу приставал, да и доприставался до того, что некий гражданин воспринял сии приставания как завуалированное приглашение совокупиться. Гражданин против не был и в настроении игривом пригласил “парадника” к себе домой, дабы обсудить и углубить детали. На что парадник и согласился.