Cyberdawn - Прекрасный старый мир [СИ]

— Ну, сам я признаться, хоть и молодец со всех сторон, особо заслуживающего награды не зрю, — выдал я под Лешего кивки. — Но начальству виднее, — скромно продолжил я, на что Леший на меня, как на врага Полиса, зыркнул. — Так что желаю я, наверное, награду Полиса, сие признание начальства в материи символизирующее.

Собственно, пожелалка моя была о медали, дающей пансион пожизненный. Не сказать, что я алчностью проникся, просто моя овечка меня на мысли натолкнула. А именно, ну Володимира я с его “наплодить детей”, положим, посылаю. И вот начинаем мы с овечкой моей Милорадой (да даже не срастётся если с ней, найду ещё кого, поскольку разумно сие) жить да общаться всячески, телами и не только. Всё замечательно, оклад содержания моего денежного немал, даже аренду позволяет оплатить жилья не в виде квартирки двухкомнатной. И живём мы так полтора года, положим.

А вот далее дела становятся не столь радужны: направляет меня Леший в Академию, и максимум, на что рассчитывать я смогу, это на стипендию академического слушателя. Ну, возможно, усиленную, если проявлю “усердие в познании наук достойное”. Так всё одно маловато на двоих выходит. Причём, что меня Управа Посольская жильём обеспечит — отнюдь не факт. А кампус академический для служащих — совсем уж конура, для одной персоны стеснённый, о двух не говоря.

Всё это из расчёта “худшего варианта”, леший знает, что за “протекцию” мне Леший выкажет. Да и овечка моя, в состязаниях-представлениях гимнастических может столь обеспеченной стать, что и меня содержать. Вполне возможный расклад, между прочим. Но, при всём при том, пансион, медалькой обеспеченный, будет не лишним. А ежели всё “как всегда будет”, так и вообще палочкой-выручалочкой станет, уж голодать нам с избранницей моей точно придётся.

Вот, казалось бы, на фоне “пертурбаций Мировых” войн возможных, богов и протчих глупостей ерунда… Да сейчас! Желаю жить приятно и комфортно, а уж чтоб спутница моя стеснение терпела в вещах первой необходимости — вообще не можнó. А вот когда тут в порядке всё будет, можно и о судьбах Мира подумать, внимание им уделить, разумно расставил приоритеты я.

— Хм, — аж замялся Леший, с удивлением на меня взирая. — Я, признаться, полагал, что вы в Академию пожелаете тот час же, — озвучило начальство, поморщилось и дополнило. — В чём я вам препятствовать нахожу неправильным.

— Ну, как по мне, сие было бы совсем не по чести, — не стал я душу пред злонравным начальством раскрывать. — Уж договорились о годах двух, столько и отслужу. Да и времена ныне таковы, что сам бы сие бегством почитал, — дополнил уже честно я, и тут до меня дошло. — Так вы, Добродум Аполлонович, мне сию проверку с препаратами злонравно учинили, с прицелом на то, что в Академию я последую! — обвиняюще я простёр перст в начальство, вид принявшее непричёмистый. — Змей вы и леший злонравный, — не постеснялся я открыть часть мыслей своих.

— Ступайте, отпуску вам три дня, сего не считая, — с постной мордой изрекло начальство. — Даросилу Карловичу о пожелании вашем доложу. Всё, ступайте, — принял вид занятый леший злонравный.

Вот же змейский, злонравный, гадский, противный и вообще неприятный Леший, злопыхал я по дороге в управный склад. И то, что немалый смысл в проверке сей, с учётом допуска до академических знаний, есть, ничуть его злодейство не извиняет! Я реально до сих пор в раздрае некотором душевном пребываю, да и с последствиями сего допроса в памяти и разуме мне бороться, мыслю, не один день и не одну декаду. Козёл, однозначно, припечатал я противное начальство.

Серонеб Васильевич, персону мою гневную узрев, грудь цыплячью выпятил, вид принял непреклонный и героический, явно желая закрома свои изобильные оберегать от запросов и потребностей моих, разумных и законных. Впрочем, был мной проигнорирован и презрением полит. Не до него мне пока, а мортиру, или гаковницу на край, я из этого жадины ещё добуду.

Сам же я из шкафчика ключи и документы, перед посольством схоронённые, извлёк, да и пакет обнаружил с вещами своими, в Лондиниуме оставленными. И пошёл праведно гневный и задумчивый я в квартиру свою в инсуле.

Вообще, предавшись гимнастическим штудиям, я несколько успокоился. Начальство моё, конечно, злобное и змейское, но сие я и так знал. А вот то, что мои мысли при поступлении на службу, о том что персону мою он мыслит пожертвовать интересам полисным в угоду, скорее не подтвердились, нежели наоборот… это неплохо.

Ну и в целом, выходит у меня с жизнью и службой пока сносно. Капуты всяческие напрягают, но тут Леший верно отметил, было бы это ужасом лютым лишь в том случае, ежели он либо его адепты могли мозги спекать. А так, как есть (или видится, но как по мне — как есть), то лишь фактор жития Мира. Не самый приятный, но Мир мне докýмет с печатями, что будет всё мне угодно, и не предоставлял. Что гадство его, несомненно, символизирует, но сам факт никак не отменяет.

А в остальном сносно. Чуть более полутора лет до Академии, штудии мои вполне уместны, как подготовка к Академии же вполне подходящие. Ну а риск войн и прочих неприятностей и ранее были, невзирая на моё о них незнание. А вот с жизнью личной может вполне приятственно сложиться, хотя тут надобно в неуместную эмоциональность не впадать и вообще в руках себя держать.

Как показал препарат гадкий, внутри я излишне наивен, добёр и вообще мягок. А тернии мои сие нежное подбрюшье лишь оберегают. Не сказать, что мягкость — это плохо, но уязвимость явная. С той же овечкой, если сложится, к примеру, тернии я втяну волей-неволей. И вполне могу в подкаблучника безвольного превратиться, ежели себя руках держать не буду и порывы душевные с пристрастием не проверять. На разумность и нужность.

А вообще, засев с кофием, начал думать я — возможно, мне в моих планах на будущее надо приоритеты сменить. И, кстати, ежели так, как видится, то и расчёты я могу начать ныне проводить. Точнее, учиться в дисциплинах математических и физических сверх моих знаний. А потом и расчёты проводить, чай не схемотехника, а механика простая, пусть и не тривиальная.

Так что на следующий день посетил я несколько лавок книжных, потребные в планах моих книги приобретя. И в штудиях различных дождался фони. Ровно в шесть пополудни, секунда в секунду, с улыбкой отметил я, поднимая трубку.

— Здравия вам, Ормонд Володимирович, — пожелала мне трубка. — Рада я, что заточение ваше закончилось.

— И вам здравия, Милорада Понежевна, — ответствовал я. — Искренне рад фони вашему и рад слышать, — дополнил я. — Вынужден с прискорбием сообщить, что служба меня вновь через два дня призовёт. Потому, коли возражений у вас нет, хотелось бы с вами завтра с утра встретиться. В девять пополуночи я на диплицикле буду у врат дома вашего, если вас устроит.