Алекс Хай - В интересах государства. Аудиториум, часть 2 [СИ]

— И еще членам этого Ордена нельзя проявлять себя с непосвященными, — добавил Афанасьев. — Та еще замысловатая шкатулка с секретом, в общем.

Понятно, что ничего не понятно.

— Спасибо.

— Раз уж речь зашла о традициях и прочих неформальных объединениях Аудиториума, расскажу вам еще одну штуку. Выделиться-то можно по-разному. Весь первый год за нами будут наблюдать. Обычно в первый год Ордена дают всякие проверочные задания, чтобы оценить способности и лояльность кандидата. И в первый год проводится одно мероприятие, которое может заинтересовать всех, кто желает сделать себе имя в Аудиториуме…

— Не томи, — поторопил Сперанский. — Вещай.

Глаза Афанасьева загорелись, и он подобрался ближе.

— В общем, слушайте. Я уже кое-что придумал, и, сдается мне, нам это будет по плечу. Короче, нам нужно выкрасть голову Леньки Пантелеева.

В комнате повисла гробовая тишина.

— Я галлюцинирую? — спросил Сперанский. — Или ты сейчас на полном серьезе предложил стащить один из ценнейших артефактов?

— Я совершенно серьезен, — оскорбился менталист. — Звучит безумно, но это и правда традиция. Каждый год первокурсники пытаются это сделать. Имена тех, у кого получается, после отбывания незначительного наказания, остаются в истории! А это — слава, почет среди своих и интерес старшекурсников, которые могут привести и в Орден…

Я моргал, не зная, плакать или смеяться.

— Гриша, признайся, ты нас разыгрываешь?

— Нет же! Спроси любого “старшака” — скажет тебе, что либо сам пытался, либо знает тех, кто пробовал. Это старая традиция, пошла лет через десять после создания артефакта. Старый ректор был мужиком с юмором и объявил, что те из студентов, кто исхитрится выкрасть Голову, спрятать на сутки и незаметно вернуть ее обратно, будут пожизненно освобождены от дежурств. Ну и раз в несколько лет это удается…

— А наказание? — спросил Ронцов.

— Да фигня это, а не наказание. Так, для вида, да и то обычно за несанкционированное применение Благодати, потому что без этого артефакт ну никак не стащить. Обычно на неделю отправляют в лабораторию к артефакторам пробирки мыть. Так что если у тебя толстые и короткие пальцы, к Голове лучше не лезь.

Я тряхнул головой, пытаясь переварить услышанное.

— Так. Давай по порядку. Значит, это такое традиционное развлечение?

— Скорее соревнование. В течение года можно попытаться. Так уж сложилось, что шалость позволяют только первокурсникам.

— И за это даже толком не наказывают?

— Ну да. Миш, ну ты оглянись по сторонам. Мы в замкнутом пространстве, нам нельзя выходить за пределы территории, хотя торчим почти что в центре Петрополя. Здесь все с ума начнут сходить, если не дать возможность выпустить пар…

— Странный способ, — отозвался Сперанский.

Менталист пожал плечами.

— А мне нравится.

Внезапно Ронцов обернулся ко мне, и лицо его просияло так, словно он Христа узрел наяву.

— Ребят, а ведь в этом кое-что есть, — сказал бастард. — Благодать применять нельзя, но ведь у нашего Михаила другой источник силы. О нем ничего не сказано в правилах. А раз так, то, быть может, получится придумать что-нибудь интересное… Да и наказания, быть может, удастся избежать…

Афанасьев широко улыбнулся.

— Ну так что, будем воровать голову? Что скажешь, Михаил?

Три пары глаз моих соседей выжидающе уставились на меня. Я набрал в легкие побольше воздуха, чтобы сказать все, что думал об их умении строить планы, о безнаказанности, на которую они рассчитывали, руководствуясь одной лишь традицией, о возможных дисциплинарных взысканиях, что нам сулила эта затея…

Но моя тирада захлебнулась, даже не успев начаться — в дверь настойчиво и требовательно забарабанили. Так, как не стучали бы студенты.

— Медицинская служба Аудиториума! — четко, но слегка глухо донеслось из коридора. — Сбор анализов. Откройте!

Ронцов с отвращением скривился, но поплелся отпирать. Едва он приоткрыл дверь, как внутрь скользнула рука в белой резиновой перчатке, охваченная характерным сиянием “Берегини”.

— Просим всех лечь на свои кровати и снять защитные заклинания, — приказал медбрат или кем он там был.

Мы быстро разошлись и заняли места согласно требованиям. И лишь после этого двое санитаров в белых халатах, масках и перчатках вошли в комнату. Оба несли по стальному чемоданчику и, окинув нас беглым взглядом, водрузили их на стол.

— Есть ли у кого-нибудь из вас жар, сонливость, ломота в костях или мышцах? — Спросил тот, что был постарше.

Мы отрицательно покачали головами.

— Ничего такого, — сказал Сперанский.

— Кашель, заложенность носа или выделения из носа? Боль в горле?

— Да здоровы мы, — раздраженно бросил я.

— Здоровы вы или нет, подтвердит Лабораториум, — сухо отозвался санитар. — С вашего позволения, приступим к забору анализов. Пожалуйста, закатайте рукава на руке для взятия крови из вены.

Ронцов побледнел пуще обычного.

— А кровь брать… обязательно? — заикаясь, спросил он.

— Разумеется.

— Нельзя ли ограничиться только мазком?

— Увы, исключено, — ответил санитар и кивнул своему коллеге. — Приступайте к стерилизации помещения.

— Ронцов, ты что, уколов боишься? — хохотнул наш менталист. — Это ж не больно, особенно если из вены…

— Да ну тебя, супостат, — бледными губами прошептал наш бастард. — Я их с детства не выношу.

Я не слушал перепалку соседей, а пялился на персонал. На моих глазах второй лекарь воспроизвел обеими руками какой-то замысловатый жест, и в комнате резко запахло озоном и еще чем-то специфическим. Словно здесь на полную включили кварцевую лампу и ксерокс одновременно. Лекарь внимательно оглядывал каждый уголок помещения и водил рукой, словно в ней была лампа, хотя ничего, кроме “Берегини”, я не заметил.

— Готово, обеззаражено, — наконец сказал он. — Можно приступать к сбору.

— Благодарю, коллега, — улыбнулся одними глазами санитар и открыл стальной чемоданчик. — Сперва мазки, затем кровь. Кто первый?

Сперанский пожал плечами.

— Давайте я, мне не страшно.

Пока один санитар возился с Колей, я продолжал рассматривать второго.

— А что это за заклинание?

— Особая форма, точнее, производное, от “Жар-птицы”, — с готовностью пояснил медик. — Переработана в Аудиториуме под нужды полевых лекарей. Позволяет на краткое время обеззаразить небольшое пространство. Это было особенно ценно во время боевых действий.

— Догадываюсь, — кивнул Сперанский. — Это очень полезно.

— Именно.

Санитар дошел до меня. Забор мазка оказался несколько унизительным — глубже в меня проникал только зонд ФГДС, когда еще в прошлой жизни в поликлинике мне проверяли желудок. И это, признаюсь, было то еще развлечение.