Элеонора Гранде - Даргорея

– А Изабелла? Каким чудом она спаслась? Ты никогда об этом не рассказывал, дядя.

– Изабелла, – я невольно улыбнулся воспоминаниям о необычной утренней находке, – малышка мирно спала в дупле старого дуба, того самого, на поляне.

– Где собаки потеряли след?

– Да.

– Но как же она туда попала?

– Когда мы с братом ее спросили об этом, она стала рассказывать про доброго сармака, который отнес ее поближе к дому. Сначала мы думали, что детский разум помутился из-за испуга и разлуки с матерью. Но нет, Изабелла была совершенно здорова. И мы перестали задавать вопросы, чтобы не напоминать девочке о страшном событии.

– Дядя, Изабелла не могла ведь превратиться в удду? – с затаенной надеждой парень заглянул мне в глаза.

– А хочу верить, что ее душа осталась чиста, Алмаз. И мы найдем ее, обязательно. С рассветом начнем поиски у кромки воды.

Мы пошли к мосту, ведя коней на поводу и заглядывая под каждый куст.

Низкий, бархатистый мужской голос с нотками суровости завораживал. Он казался мне знакомым и даже родным. Я слушала историю, по щекам катились слезы, оставляя горячие, мокрые дорожки. Капали на пересохшие губы, обжигая их. Я слизывала соленую влагу, но от этого становилось только горше. Из груди рвалось: «Я здесь! Вытащите меня отсюда. Я так замерзла, устала и хочу домой». Но что-то останавливало меня, какое-то неведомое мне доселе чувство. А последняя фраза мужчины и вовсе осадила желание выдать себя. «Они отождествляют меня с Изабеллой. Но думают, что эта девушка могла превратиться в нечисть, – мысли мелькали и жгли разум огненными всполохами озарений. – „ А ведьм… во все века сжигали люди на кострах “. Так, кажется, Высоцкий пел? Вот-вот. Саван. Петроглифы с ритуалом жертвоприношения. Сложенные кострища на площадке башни. Кто эта девушка? Нет. Не выдам себя».

Голоса стихли. Слышны были удаляющиеся шаги и редкое фырканье лошадей. Я сидела тихой мышкой, скрючившись и боясь пошевелиться. Не знаю, сколько прошло времени. За ветками бредины был виден только краешек темной воды. Хотелось спать. Но я боялась провалиться в сон, ведь на рассвете погоня должна была, сделав круг, вернуться по берегу реки. Тогда меня точно обнаружат. Стараясь не шуметь, вынула из ножен кинжал и положила рядом: «Вот и твой черед пришел, друг мой кама». Все произошедшее не хотело укладываться в голове и поддаваться хоть малейшему анализу.

Рука затекла, находясь в одном положении, онемела. Немного развернувшись на спину, приподняла и начала разминать ее. Противные, острые иголки забегали, закололи изнутри. Растирая руку, стала разглядывать свое убежище. Глаза привыкли к темноте. Да и ночь сдавала позиции, борясь с приближающимся рассветом. Грот, видимо, вымывался рекой во время паводков. Глинистая земля с выступающими острыми камнями и переплетенными корнями деревьев была сырой и холодной. В дальней стене под корявым, торчащим корешком виднелась чья-то нора. В таких укромных местах строят себе домики ондатры и выдры. Глянула сквозь шторы из ветвей. Полоска воды, которую я могла разглядеть, заметно посветлела. По ней в сторону берега на спине плыл зверек, придерживая лапками большую серебристую рыбу. Выдра. Зверь хитрый и смышленый, немногие животные умеют на спине плавать. Добравшись до кромки воды, выдра перевернулась, ухватила половчее рыбину, юркнула в грот. Глазки-бусинки уставились на меня. Выпустив свою добычу, присвистнула, заверещала, приготовившись к прыжку. И вдруг… Да не выдра это вовсе, а старуха с морщинистым лицом и черными как смоль, бегающими глазами. Кинулась на меня, целясь острыми, мелкими зубами прямо в шею. И повисла на кинжале, хрюкая и ловя воздух ртом, как сом, выброшенный на берег.

– А-а-а, – захрипела она, пуская розовую пену изо рта, – не дай мне умереть.

– Ты хотела убить меня, гам 34 34 Гам – персонаж нахских сказок, ведьма, может быть как старой, так и молодой, даже ребенком. , – с трудом разлепив сухие губы, прошептала я.

– Я не трону тебя и смогу помочь. Знаю, как ты здесь оказалась, – молила древняя гам.

– Если я выну кинжал, погибнешь сразу, – пробормотала я, аккуратно укладывая старуху на землю.

– Достань свой оселок, – слабым голосом сказала ведьма, – обведи вокруг кинжала, потом резко выдерни его из тела и прикоснись оселком прямо к ране.

Так я и сделала. На моих глазах место, откуда я пару секунд назад извлекла клинок, затянулось, будто его и не было. Гам приподнялась и, прислонившись горбатой спиной к противоположной стене грота, уставилась на меня.

– Он волшебный? – вопрос сам сорвался с губ.

– Конечно, – скрипуче отозвалась ведьма, – разве ты не знала, что оселок может и покойника поднять?

– Такое только в сказках бывает, помню, бабушка толковала все. Помочь обещала, так говори скорей.

– А что ты мне за это дашь? – ведьма хитро прищурилась.

– Что мне тебе дать? У меня и куска хлеба нет, – слова из бабушкиной сказки непроизвольно сорвались с моих губ.

– Отдай мне свой оселок, – захихикала гам, хищно оскалив мелкие острые зубы.

– Расскажи сначала, потом получишь, – покрутила я перед ее носом точильным камнем.

Старуха, не спеша, подвинула к себе рыбину. Длинным кривым ногтем сняла с красавца-лосося чешую, аккуратно вырезала полоски розовой мякоти со спины. Засунув руку в нору, достала мешочек, развязала, скрюченными пальцами вынула щепоть соли. Смачно причмокнула и посолила куски рыбы. У меня даже слюнки потекли, а желудок заурчал, требуя пищи.

– Есть хочешь? На, лови, – подцепив ногтем длинную, истекающую прозрачным рыбьим жиром полоску кинула мне. Я поймала на лету и вгрызлась в тающую на языке мякоть. Ведьма ела не торопясь и лишь насытившись продолжила, – дорога жизни тебе предначертана, жрица, только помогая другим, поможешь себе. Но путь этот ты должна пройти сама, вобрав силы стихий. Долог или короток будет он, не ведаю. Одно знаю – ни по праву рождения природа дарами наполняет, все в руках человека. Смекалку прояви, навыки да уважение.

– Домой я хочу. Как мне выбраться отсюда? Гонятся за мной. Переплыть реку я не смогу, течение слишком быстрое, да и на другом берегу отвесные скалы, не взобраться. Как только, выйду из укрытия и пойду в лес по этому берегу, мой след учуют собаки. И меня схватят.

– Дай оселок, – гам протянула свою костлявую пятерню.

– Ты еще не все мне рассказала.

– Давай, – рука затряслась от нетерпения.

Вложила я в жаждущую ладонь точильный камень. Ведьма зыркнула на меня, прижала к губам оселок. Потом глаза прикрыла и зашептала что-то. Я сидела, затаив дыхание. Вскоре она попросила меня вытянуть ноги. Не открывая глаз, провела несколько раз оселком от ступней до бедер, продолжая что-то нашептывать.