Кира Калинина - Змеиный медальон

Дара да и тяги создавать красивое в парне не было, и у Кешки засвербело – взяться, показать себя, чтоб удивились и порадовались. Чтобы хоть в чём-то не ребёнком малым за другими повторять, не во всём неумехой казаться. Но примерился к Стуковым инструментам и загрустил – для плотника эти скобли, тёсники и просеки, может, хороши, а столяру от них пользы нет.

Сунулся было к кузнецам. Куда там! У них печь земляная, и плавят они из того, что есть, а где сырьё для железа взять, не знают. Ламсе, дочке кузнецовой, было десять, когда пришли иноземные каратели, сыну – три, от него вовсе толку ноль. Девочке вызвался помогать Вулак, парнишка двумя годами старше. Он был мускулами, она – знанием. Мара долго вытягивала из неё это знание, мимоходом усвоенное от отца. Затем Ламся и сама встала к наковальне. Пару стамесок они с Вулаком Кешке, может, и изладили бы. Но какие стамески, когда металла не хватает – на стрелы костяные наконечники приходится крепить!

Ножом Кешка настрогал грубых игрушек для ребятни, коняшек, птичек, человечков. Вырезал для пробы гребешок. Получилось чёрт-те что, но Маниська пришла в восторг. Пришлось сломать. Нехорош, мол, я тебе лучше сделаю. К идолу при таком раскладе Кешка даже подступиться не дерзал.

Он обогнул навес, прошёл мимо котла и глиняной печурки, где днём девчонки выпекали хлеб, прогулялся под шумными кронами до палисада, ограждающего селение широким кольцом, и повернул назад.

– Ты что это в Красную Луну по лесу шатаешься? – прозвенело откуда-то сверху. – Смерти ищешь?

Кешка подпрыгнул, заозирался и только потом узнал голос.

– Маниська, ты?!

Задрал голову: в ветвях что-то шевельнулось. Хихикнуло.

– А ты думал кто – ракен?

– Ты что там делаешь?

Следила она за ним, что ли?

Ага, по деревьям, как белка, вдогонку скакала…

– А ты что тут делаешь?

– Воздухом дышу. Не спится…

– И мне не спится… Одной.

Что-то громоздилось на дереве, будто здоровенное гнездо, и из этого гнезда высовывалась, маяча среди листвы, невнятная тень.

– Ну что, так залезешь, или мне лесенку скинуть? – и смешок. Грудной, дразнящий.

Лунный свет плеснул серебра, оно заиграло на листьях, влажным блеском растеклось по гладкому, округлому… Голая она, что ли?

– Что стоишь, будто на тебя ракен дыхнул? – нетерпение и досада прорезались визгливыми нотками.

– Что ещё за ракен?

– Отец Света! Ты и этого не знаешь? У вас на Той Стороне что, нет Красной Луны?

Кешка оглянулся – луна была на месте. Огромная, лоснящаяся. Почти круглая – только справа ломтик отъеден. Изжелта-зелёная. Интересно, в Маниськином языке есть слово "дальтоник"?

– Да не туда смотришь, балда, вон она! Только нарождается.

Маниськина рука выпросталась из листвы, и Кешка увидел бледный розовый серпик, присевший на верхушки сосен. Перевёл взгляд на настоящую луну, снова на месяц и наконец повернулся так, чтобы видеть оба небесных тела одновременно.

– Но как?.. Откуда?..

Только сейчас он по-настоящему поверил, что находится в ином мире.

Маниська засмеялась.

– Правда, не знаешь? Когда Отец Света уходит под землю, чтобы возлечь с Хозяйкой, он оставляет надзирать за миром своих младших братьев Недогляда и Перегляда, у каждого по одному глазу. Первым встаёт на стражу Недогляд. Покуда его зелёный глаз широко открыт, в мире царит порядок. А как начинает он уставать, глаз у него закрывается, и в дозор выходит Перегляд. Глаз у Перегляда красный, аки кровь, проницает он землю насквозь и заглядывает в нижний мир до самого дна. А по взгляду его, будто по канату, к людям выбираются демоны – ракены… Ну что, скинуть лесенку?

– Слушай, – Кешка смутился. – Мне же с утра в поле. Надо хоть чуток вздремнуть.

– Так ночь длинная, – Маниська хихикнула. – Успеешь. И вздремнуть, и ещё всякое…

Откуда-то рядом донёсся другой женский голос:

– Кончай балаболить! Спать не даёте…

Маниська огрызнулась, началась свара. Кешка развернулся и пошёл прочь, оставив за спиной обе неправильные луны и холодок от чувства невозвратимой потери.

Вроде Кешка и не спал. Всё ворочался, строя догадки о местной астрономии: зелёная луна явно крупнее нашей – значит, ближе? Или это зависит от времени года и наклона оси – что-то такое он читал… Одна луна – понятно. Месячные циклы, приливы и отливы, лунный календарь и тому подобное. А две? Как они влияют на планетарные процессы, как движутся относительно друг друга? В голове чертились пунктиры эллиптических орбит, всплывали слова из учебника: "плоскость эклиптики", "синодический", "сидерический", "альбедо". Кружились звёзды в ночной черноте, и среди них мчались циклопы с разноцветными глазами…

А потом, сразу, рывком – загудели голоса, тяжёлые, будто камнепад.

Ударила в нос привычная вонь.

Кешку толкнули в плечо, огрели по спине, дёрнули за ногу и потащили с нар…

– Отвали, – промычал он, не открывая глаз. – Встаю уже.

Вниз по ступеням затопали шаги.

– Блошка! Ты чего вернулся?

– За напарником, – отозвался задиристый голос. – Эй, Кен, вставай! Пойдёшь со мной на охоту.

– А почему он? За что такая честь?

Кешка проснулся уже достаточно, чтобы узнать гнусавый басок Дия Валынды.

– Тебя, что ли, надо было взять? – хмыкнул Блошка.

– Да хоть бы и меня. Я целыми днями в поле горбачусь, а всякие тут по лесам прохлаждаются… Хоть бы раз с собой позвали. Я что, хуже других?

– Ты так топочешь, что зверьё за версту разбегается!

– Ничего я не топочу… А этот, – Дий ткнул пальцем в Кешку, – скажешь, лучше? Он вообще неизвестно кто. Свалился на наши головы и сразу охотником заделался…

– Ладно тебе скулить, Валында, – засмеялся здоровяк Велет. – Нудишь и нудишь, будто слепень. Порты лучше надень.

По землянке прокатился ленивый полусонный гогот. Дий и правда маячил перед Блошкой в чём мама родила.

– Нет, ты мне растолкуй, он тебе что, родня или дружок закадычный? Что в нём такого?

Кешкин мозг работал пока на холостых оборотах. Пальцы соображали быстрее – застёгивали ширинку, завязывали шнурки на кроссовках, тащили через голову футболку.

– Может, он лазутчик от короля или от упырей с Ракры, – подал голос шрамолицый Стич.

Ракрой местные называли остров Пенноводный. То есть правильно… Браккар, услышал Кешка внутри себя.

– А правда, – поддержал баламута Лепень, молоденький парнишка, совсем недавно перешедший из детской избы в холостяцкую. – Мы ж о нём ничего не знаем…

Кешка сидел, вцепившись в край нар, готовый вскочить в любой момент. Если станут бить… Между ним и выходом – трое. Хорошо, хоть дверь нараспах.

– Вот я и говорю, – Дий торжествующе взметнул руку. – С какой стати ты берёшь чужака, а не кого-то из наших?

Низкорослый Блошка поднялся на две ступеньки и стал вровень с Валындой.